style="font-size:15px;"> – Уж кто бы говорил.
– В смысле? – Юрка посмотрел на сестру.
– У тебя же идеология, – насмешливо улыбнулась Женька. – Все должны быть одинаковые. Ты у нас, типа, Маугли – «Мы с тобой одной крови».
Женька смешно нахмурилась, изображая обитателя джунглей.
– Чего ты несешь?
– Это не я. Это писатель Киплинг.
– Да по фигу мне, какой там писатель. Я тебе просто сказал, чтобы ты не парилась насчет своего веса.
– Ты же паришься из-за своих проблем, – Женька снова перешла в наступление. – Сидишь тут как сыч. Девочки маленькой испугался.
– Я испугался? Ты чего, совсем?
– Да ладно тебе, – махнула рукой Женька. – У всех свои заморочки. Признайся, что твои нисколько не лучше моих.
Юрка перестал раскачиваться в гамаке и внимательно посмотрел на Женьку. В ее тоне он уловил что-то новое, что-то очень серьезное – такое, что заставило его согласиться.
– Наверно, не лучше. Только у меня это не заморочки.
Женька почувствовала, что Юрка вдруг снял защиту. Она больше не ощущала в нем той нарочитой злости, которую он обычно использовал как панцирь. Сейчас он был откровенен.
– Тогда скажи – я очень толстая? – неожиданно потребовала она.
Застигнутый врасплох Юрка не успел уклониться от ответа.
– Есть немного.
Женька помолчала, как будто укладывала эти два слова у себя в голове, потом встала с сундука и просто сказала:
– Спасибо.
После этого она молча спустилась по лестнице.
Юрка вскочил со своего гамака и бросился вниз за Женькой.
– Подожди! – закричал он. – Постой!
Когда он вбежал следом за ней на веранду, там царил праздничный Восток. Из принесенного Степаном магнитофона громко звучала таджикская народная музыка. Практически никто не сидел, все стояли, а в центре образовавшегося круга танцевала крохотная Гулбахор. Она изящно крутила над головой кистями рук, вращалась вокруг своей оси и прогибалась назад, смешно запрокидывая локоточки, блестя глазами, перебирая ладошками в воздухе, как будто играла на невидимой арфе, и успевая при этом улыбаться взрослым, которые вне себя от восторга дружно ей хлопали и смеялись. Мария даже пыталась изобразить знойную восточную женщину, закрывая нижнюю половину лица кухонным полотенцем, повторяя руками движения Гулбахор и двусмысленно покачивая бедрами. Муродали, сверкая зубами, азартно выстукивал на перевернутом ведре сложный восточный ритм.
Юрка остановился на пороге, глядя на танцующую Гулбахор и Муродали. Эти люди, которые, по его мнению, были низшими существами и не имели права на такие же, как у него, чувства, на такие же, как у него, праздники, сейчас прямо перед ним проявляли эти чувства во всей полноте. Но самым странным для Юрки было даже не это. Совершенно чуждая и, в общем-то, ненавистная ему музыка стала вдруг не чужой для очень близких ему людей. Его дед и бабушка, и даже отец – все они были так неподдельно веселы, счастливы
