их ко мне? Ты же императорская собака, они тебя испугаются, не посмеют подползти…
Фани беспокойно поскуливала, поворачивая ко мне круглую глазастую мордочку, чтобы лизнуть в нос.
Они такие, эти собаки. Могут тебя не любить, но если уж совсем беда, всегда помогут.
С Фани было легче. Я зарылась лицом в ее длинную шелковистую шерсть и уснула.
Во сне кошмары не мучили меня, они дожидались там, снаружи.
Проснулась я от холода – Тиффани была маленькая, легкая, как пуховка, и не смогла согреть меня.
Я открыла глаза и увидела их – змеи были на столе, в креслах, среди книг. Но по мне и по собаке они не ползали.
«Ага, – с усталым злорадством подумала я, – испугались? А дули вам!»
Я как будто и не спала – голова была свинцовой, руки затекли. Уходить из кабинета не хотелось, но мне предстояло притворяться еще целый день.
Я попыталась было вернуться в детскую, но не смогла – на кровати их было слишком много. Но худшее ждало меня впереди. Умыться, почистить зубы, сходить в туалет оказалось для меня непосильным испытанием: в ванной змеи лезли отовсюду – из раковины, из унитаза, из-за зеркала, я даже всплакнула, вжавшись спиной в дверь. Однако, услышав, что Зося проснулась, я быстро поплескала себе водой в лицо и вышла.
Зося твердо решила развлечь меня, и, чтобы она уже отцепилась, я стала помогать ей по дому – помыла посуду, смахнула пыль, поскребла веником пол.
День набирал силу, было солнечно и жарко, но я ходила, словно в сумеречном лесу. Кошмар засасывал, и мне все труднее было не дергаться от прикосновений, не шарахаться от змеиных клубков, отвечать на вопросы. В конце концов я забилась в отцовский кабинет и наотрез отказалась оттуда выходить.
Зося, да благословит Господь ее доброе сердце, оставила меня спать там, только принесла одеяло. Я обреченно закрыла глаза и позволила себя укутать, но как только Зося вышла, с тихим визгом отпинала проклятую тряпку подальше от дивана.
Фани забралась мне на руки. Так я и сидела, обнимая собаку, держа в руке меч и для храбрости напевая любимую папину песню про флажки, пока не провалилась в сон – как в волчью яму. А утром приехал папа.
Я услышала его голос и бросилась к нему как была – в сползающих синих колготках, и с зеленым мечом, и в глупой шапчонке, а он подхватил меня на руки и рассмеялся.
– Ах ты, чертушка! Ты что, так и спала в шапочке?
Я боялась расплакаться. Мне надо было объяснить ему все спокойно, поэтому я промолчала, только крепко обняла его за шею.
– Шею не дави! Шею не дави, – сказал он голосом Карлсона, заглянул мне в лицо и спросил: – Что случилось, маленькая? Что с тобой?
Я вцепилась в лацканы его пиджака и уже собиралась все ему рассказать, но тут увидела маму и Зосю.
– Папа, – сказала я дрогнувшим голосом, – мне нужно поговорить с тобой наедине.
Папа снова рассмеялся и слегка поклонился маме с Зосей:
– Извините,
