а она сама, точно током простреленная, вскакивает и испуганно вертит головой по сторонам.
– Извини, я не специально, – пытаюсь улыбнуться, тяжело осознавая, что улыбка совсем не к месту.
Понимаю, что сказать больше нечего, а молчать нелепо. Иду за мячом и шурую обратно на середину поля.
Играть уже совсем не хочется. Только и знаю, что оборачиваюсь в ту сторону, где лапта продолжается как ни в чем не бывало. Зачем? Как будто убедиться хочу, что она еще там.
Там. А куда ей деваться?
На физике вообще жесть.
Настя новую тему объясняет. Сижу, уставился на доску, а сам свое втыкаю. Сзади Архипов ржет. Вначале я никакого внимания не обращал, а потом прислушиваюсь – про Настю.
– Думаешь, у такой телочки нет никого? – крякает.
– А ты подойди и напрямую спроси. Слабо? – вполголоса отвечает ему Семенов.
Тот снова гогочет:
– А на фига спрашивать? Окучивать надо без лишних вопросов.
– Закупорь уже свою форточку! – оборачиваюсь к этим недоумкам и смотрю на Архипова в упор. Чувствую, как от злости у меня зубы скрипеть начинают.
– Никитос, да ты успокойся! Чего разбушевался? – смеется и похрюкивает, а рыльник его так и напрашивается на кирпич.
– Он, по ходу, в долю просится, – снова шепчет Семенов своему другу-дегенерату.
– Слышь, ты! – вскакиваю и кидаюсь через парту, успевая ухватить его за воротник рубахи.
– Корнеев! – разлетается по классу взволнованный голос Насти. – Выйди за дверь!
Отпускаю этого дятла, а сам кулаки сжимаю. Слышу, как он в спину мне кидает:
– Втрескался в училку! – и снова хрюкает.
Диман Корчагин вечером позвонил. Гулять позвал. Вообще я сегодня даже не собирался. А тут подрываюсь внезапно.
Гоблину отомстить не удалось. Да и ну его к чертям! Он, по ходу, заядлый геймер. И сама игра что-то поднадоела.
Настя обложилась тетрадками – чьи-то лабораторные проверяет. Лампа на столе, как прожектор, весь стол освещает, а на стене сбоку устрашающие тени вырисовывает. Подхожу с другой стороны и, как в детстве, двумя руками, растопырив пальцы, пасть зубастую изображаю. Рычу и тут же давлюсь от смеха. Вот дурачок. Почти восемнадцать, а все дурью маюсь.
В стопке на краю стола самая первая тетрадка – Марины Шмаковой. Делаю шаг назад. Испугался, что ли? А самого, как магнитом, обратно тянет. Буквы ровные, но угловатые, на зеленых строчках в хоровод выстроились. Так интересно внутрь заглянуть. Только зачем? Что я там увидеть хочу? Лабораторную по физике?
Настя очки приспускает и смотрит в одну точку. Заметила, наверное, мое неприкрытое любопытство. Но я стою, как и стоял. Сбежать – выдать себя. А в чем преступление?
– Ты чего на Семенова сегодня накинулся? – спрашивает она совсем не о том.
– За дело, – отвечаю, глядя исподлобья, а самого выворачивает наизнанку. Закопал бы этих уродов!
