цвета, будто их смазали свежим соком чистотела: черный бес-ящер стал похож на гигантскую саламандру. Он лежал под кроватью Жанны, цепенея от страха и не осмеливаясь даже почесаться.
– Уж-ж-жас! Ненавиж-ж-жу! Уничтож-ж-ж-у! – слышалось из-под черной подушки.
Жан осторожно высунул голову из-под кровати.
– Да не жужжи ты как оса – услышат! Они уже рядом, в спальне Мишина…
– Ой! – Жанна кувырком слетела с кровати и поползла под нее, шипя:
– Подвинься, ты, земноводное!
– Земноадное, смею заметить, – поправил ее Жан.
– Тс-с-с, саламандра!
– Сама тс-с-с, лахудра!
Они лежали рядом под кроватью, толкаясь, лягаясь, переругиваясь, и от бессильной ярости скребли когтями по паркету.
А больше всех в этот день не повезло домовому Михрютке. С утра у него было лирическое настроение. Он качался на люстре в гостиной и вспоминал незабвенные былые годы, проведенные в запущенном Исаакиевском соборе, превращенном в музей. В храме тогда не шли службы, не звучали молитвы, а он, Михрютка, находясь в должности музейного домового, качался сколько хотел на маятнике Фуко. Злонаучный этот маятник демонстрировал суточное вращение Земли и, по заверениям экскурсоводов, будто бы тем самым одновременно доказывал отсутствие Бога. Бес-то знал, что вращением Земли, как и движением всех других светил во Вселенной, сам Бог и заведовал, но пустословие гидов ему очень даже нравилось. Эх, золотое было времечко, хорошо жилось бесам при коммунистах-атеистах! Вот бы снова храмы закрыли, священников разогнали, а людям запретили в Бога верить! И пусть бы даже они при этом и в бесов не верили – наплевать! «Оно даже и лучше, когда в тебя не верят, – размышлял Михрютка, – тут-то самая волюшка и начинается: делай что хочешь – никто тебя не заподозрит».
Когда послышалось пение священника и Ангелов, размечтавшийся домовой не успел удрать и как следует спрятаться. Услышав шаги у дверей гостиной, он прямо с люстры сиганул в камин. А отец Георгий взял да и брызнул в жерло камина святой водой! Несчастный Михрютка, ломая крылья, теряя когти, с истошным криком нырнул в дымоход, там врезался головой в закрытую заслонку и только после этого вылетел в трубу. А возле дома на него еще и быки-минотавры с рогами наперевес набросились: «Почему-му-у попы со святой водой ходят по всему-му-у нашему-му-у дому-му-у? За что платим домовому-му-у?» И с каждым «му-му» рогами по Михрютке – бум-бум! И так они его отмумукали и отбумбумкали, что он еле живой от них вырвался.
Отец Георгий в сопровождении дяди Акопа, сестер и Ангелов обошел весь дом, пропустив только запертую комнату Жанны. Но бывшую ванную комнату Мишина, которой уже начала пользоваться Жанна, отец Георгий все-таки освятил. Услышав, что он вступил в нее с молитвой, Жанна взвыла и заколотилась головой о пружины кровати.
– Ты чего, хозяюшка? – спросил Жан с притворным участием. – Смотри, головку повредишь, прическу попортишь!
– А ты что,
