войск ряда стран Организации Варшавского договора в Чехословакию в 1968 году) обладал лишь правом совещательного голоса.
В борьбе за власть, обострившейся после смерти Сталина, удачливее других уже к 1955 году оказался Н. С. Хрущев. Неугодных первому человеку в партии функционеров высшего ранга все чаще переводят на дипломатическую работу. Так, кандидат в члены Президиума ЦК П. К. Пономаренко в 1955 году отправляется послом в Польшу (Хрущев не мог забыть, что в годы Великой Отечественной войны ему, члену Политбюро ЦК ВКП(б) и первому секретарю ЦК компартии Украины, пришлось находиться в унизительном подчинении первому секретарю ЦК КП Белоруссии Пономаренко как начальнику Центрального штаба партизанского движения). Несколько позже, в период укрепления позиций Хрущева, подобная практика расширяется. Один из самых сильных в стране хозяйственных организаторов, член Президиума ЦК КПСС и зампред Совета Министров СССР М. Г. Первухин, робко поддержавший в июне 1957 года так называемую «антипартийную группу» (т. е. антихрущевский заговор), вскоре отправился в ГДР и мог с полным на то основанием считать это подарком судьбы: ведь В. М. Молотову пришлось поехать аж в Монголию. При Л. И. Брежневе почетные дипломатические ссылки получили, как известно, еще более широкое распространение.
Конечно, к 1954 году Андропов был слишком малозначительной фигурой в партийной номенклатуре, чтобы считать ранг Чрезвычайного и Полномочного Посла (а тем более должность посла в одной из стран «народной демократии») опалой. Но с точки зрения карьерного роста полученная им должность действительно была, пусть не тупиковой, но не слишком перспективной. Для того чтобы посол СССР в Венгрии смог рассчитывать не просто на ординарное служебное повышение, но на внедрение в кремлевскую элиту, в «подведомственной» ему стране должно было произойти нечто чрезвычайное, такое, что дало бы возможность послу в полной мере проявить свои далеко не только профессиональные качества и заставить обратить на себя внимание руководства КПСС. В чем можно быть уверенным – далеко не каждый дипломат сумел бы как следует воспользоваться представившейся возможностью отличиться.
Андропов своего шанса не только не упустил, он воспользовался им блестяще, хотя тот выпал ему отнюдь не сразу. Летом 1954 года, когда его назначали послом, «венгерский участок» советской внешней политики не считался кремлевскими стратегами самым сложным на восточноевропейском и центрально-европейском направлении, куда больше занимали их в то время германский вопрос и проблема нормализации отношений с Югославией. «Во внутренних событиях в Венгрии не ждали чего-либо неожиданного и плохого. Спокойно было», – вспоминал позже Молотов[15]. Еще далеко было до осени 1956 года, времени острейших столкновений, когда до прибытия высокопоставленных эмиссаров из центра послу в ежечасно менявшейся обстановке иной раз приходилось самому принимать ответственные решения. Пока же на долю Андропова и его подчиненных
