делать фактически лишь между Э. Герё, несшим главную ответственность за провалы начала 1950-х годов в экономической политике, и умеренным реформатором Кадаром. Причем Москва была явно психологически не готова к тому, чтобы поставить во главе «братской» партии и союзного государства человека, прошедшего через репрессии – на нем продолжало лежать клеймо недоверия, и не столько из-за прежних мифических «проступков», послуживших в свое время основанием для ареста, сколько потому, что в нем видели человека, которого личная обида может подтолкнуть к непредсказуемым шагам. Пройдут еще долгие, полные драматизма месяцы, пока В. Гомулка и тот же Я. Кадар не завоюют делом доверие Кремля. А пока, летом 1956 года, Микояну и его коллегам по Президиуму ЦК КПСС приходилось преодолевать психологический барьер, соглашаясь даже на избрание Кадара в Политбюро ЦК ВПТ. Выбор был сделан в пользу Герё. «Моя и Микояна вина, что Герё предлагали, а не Кадара. Поддались Герё», – посетует Хрущев на заседании Президиума
ЦК КПСС 3 ноября 1956 года, в канун решающей советской военной акции, при обсуждении с участием Кадара состава нового венгерского правительства[38]. Избрание ближайшего соратника Ракоши означало максимальное сохранение преемственности прежнему курсу. Москва, несомненно, избавлялась от излишних беспокойств в связи с возможным слишком резким изменением политики ВПТ. В Кремле, однако, достаточно быстро поняли, что с избранием Герё была лишь приглушена, но отнюдь не разрешена проблема недоверия партийных низов к своему руководству. Что же касается Андропова, то и он уже через считаные дни после пленума был вынужден в донесении признать неоптимальность сделанного выбора: «Герё не пользуется должной популярностью среди широких партийных масс, сухость в обращении с людьми заставляет многих работников сдержанно принимать его кандидатуру»[39]. Июльский пленум, заметно обновив руководство, все же почти не снял остроты политических противоречий в Венгрии. Если ранее перед партией стояла проблема Ракоши, то теперь встала аналогичная проблема Герё.
Первые несколько недель после июльского пленума все-таки стали временем относительного затишья. Как в партии, так и в самом обществе преобладали настроения выжидания. В конце августа Андропов доносил в Москву о том, что внутриполитическая обстановка стала менее напряженной. Достигнутое равновесие, однако, не было устойчивым. 2 сентября, перед уходом в месячный отпуск и отъездом в СССР, Герё жаловался советскому послу, что покидает страну без уверенности в том, что «все будет хорошо»[40] – оппозиция хотя и притихла, но не сложила оружия, лишь изменила тактику, она восприняла решения пленума только как первый шаг, ожидает дальнейших уступок. Отсутствие единства в партийном руководстве советский посол считал главным препятствием при проведении твердой линии в отношении оппозиции. Причем излишнюю уступчивость он готов был ставить в упрек даже такому одиозному сталинисту,
Там же. С 545.
АВП РФ. Ф. 077. On. 37. Папка 187.Д. 6. Л. 156–158. Показательно, что и сам Герё, беседуя 23 июля с Андроповым, говорил об отсутствии должного доверия к Политбюро ВПТ со стороны части партийного актива: Советский Союз и венгерский кризис 1956 года. Документы / ред. – сост.: Е. Д. Орехова, В.Т. Середа, А. С. Стыкалин. М., 1998. С. 203–206.
Там же. С. 256.
