женщина увлекается мною, отношусь к этому с пониманием, – сказал Гвидон. – Всегда и во всех случаях. Даже если замужняя.
Новый удар обрушился на его голову, удар настолько сильный, что Тугарин, кажется, готов был пожалеть, что столь легкомысленно одел свою безгрешную душу в рубище неправедного вожделения. Хотя и не мог не понимать, несмотря на все потрясения, что суть претензий к нему заключается в чём-то ином.
– Но это же нехорошо. И это, как ты уже мог заметить, сурово осуждается. Так же, впрочем, как и всякие мистификации.
– Обывательские мерки могут подойти политику или чиновнику, но… не свободному художнику! – выговорил Гвидон и погрузился в сумеречное состояние.
Золотая середина – и жить, и не умирать. На драгоценную нить её жизнь нанизывает человечков: кого-то – с основательностью предвечности, а кого-то и так, с расточительною небрежностью, за мякоть икры, за сегмент пятки, – вот и бьётся он головою о суровые опоры обстоятельств.
– Что с тобою, дружище, произошло? – в понедельник утром спросил Хряпин, увидев Гвидона Тугарина.
Нетрадиционность приветствия объяснялась наглядностью последствий импровизированной подъездной дискуссии.
– Не знаю, насколько я прав, – против воли своей Тугарин прошёл к зеркалу и принялся осматривать ссадину на лбу и гримом прикрытый синяк под глазом, – но, похоже, я напал на какой-то след, точнее, влез туда, где следы эти могут обнаружиться.
Тугарин поделился впечатлениями неудачного дня.
– Почему оружие не применил? – помрачнел Хряпин.
Он болезненно относился к избиениям его подчинённых, потому как не принадлежал к числу тех, кто не чувствует оскорбительности побоев. «Бьют слабых, а гордых и независимых убивают», – любил он повторять.
– Имидж сохранить хотел, – вздохнул Тугарин.
И во вздохе его Хряпин почувствовал обезоруживающую мощь трагизма. Да и знал он, что ни личная гордость, ни понятие сословной чести не были чужды Гвидону Тугарину.
– Следствия, истекающие из последних событий… – проговорил Хряпин и выжидающе замолк.
– Если абстрагироваться от личности Полины – она чудная девушка, поверь! – в этом случае я посмел бы предположить, что она и в самом деле связана преступным, увы, образом с Михаилом Скалыгой! – Гвидон сцепил пальцы рук и увяз печальным взглядом в заоконной непроглядной прозрачности небес.
– Ну!
– И ребята те, с которыми я столкнулся, – люди Срезнева, полагаю. И… Полине, как и Скалыге, угрожает опасность.
– В камере следственного изолятора Скалыга чувствовал бы себя в безопасности. Как, впрочем, и Белькова.
– Ещё бы денёк-два, и я бы разобрался… в некоторых привходящих обстоятельствах, – сказал Тугарин.
Хряпин посмотрел на него пристальным взглядом,
