найдете, – отрезал Хоуп. – Короче представите по истечении месяца подробный отчет с финансовыми затратами, сравнением вариантов и конкретными предложениями по улучшению деятельности и повышению качества. Вот тогда мы и поговорим серьезно. Пока судить рано. Намерения похвальные, обсуждать всерьез положительный момент преждевременно. А пока, – он сделал паузу и что-то мысленно прикинув, изрек, – думаю пять тысяч взноса с каждого члена комитета, никого не разорят.
– На месяц! – ахнул Ратников, – такие деньжища!
– Бедных не задерживаем, – пробурчал Ляпин, залезая во внутренний карман пиджака и извлекая чековую книжку.
– Одну минуту, – поднялся промолчавший все время молодой человек. На вид ему было возле тридцати и он молча сидел в углу развалившись на стуле. У Фионы создалось впечатление, что под общий гам прекрасно спит. Даже не шевелился.
– Костин, – представился, с поклоном в ее сторону, демонстрируя, что все это время бодрствовал и внимательно слушал.
– Папа ваш как? – ласково поинтересовался Ратников. – Выздоравливает?
Про отца Фиона была не в курсе, но фамилия опять не из тех мимо кого спокойно проходят. В мире существовало всего две фирмы выпускающие гирокомпасы и приборы, используемые для управления артиллерийским огнем военных кораблей. И только одна в Шиоле.
«Костин и Сын» владели целым комплексом предприятий для разработки и производства изделий точной механики в военных и гражданских нуждах. Один гирокомпас стоил до 200 тысяч «корон» и за эти деньги без проблем можно приобрести парочку приличных транспортных судов. Городская больница была построена на их пожертвования. Содержала ее уже Управа, но планировали и сооружали Костины.
– Мне хотелось бы уяснить, на что именно пойдут деньги, – игнорируя суетливого деятеля, сказал тот. – Я со своей стороны признаю начинание госпожи Хейс замечательным, однако не собираюсь тратиться на излечение шиольцев.
– Вот именно! – обрадовано возопил Ратников.
– Мы стремимся помочь городу и живущим в нем. Спасать чужаков не наша забота! Вообще-то у них армейские лекари имеются, – под общий шум закончил.
– Когда я приезжаю и слышу крик боли, – громко сказала Фиона, – мне абсолютно без разницы как человек молится, где он родился и какую профессию получил.
Люди замолчали и стали прислушиваться.
– Мне плевать, – продолжила она, – платит ли он налоги и в каком размере. Нарушил закон или всю жизнь мухи не обидел. Рябой он или кривой. Я вижу пострадавшего или тяжело больного. И в документы заглядываю с единственной целью – зафиксировать личные данные и при необходимости сообщить родственникам. Вы все, – она обвела сидевших взглядом, – хотите свободы и своего государства. Как скоро с таким отношением начнется дискриминация сельских жителей по отношению к городским, горцев в сравнении с равнинными жителями и кланов не с той внешностью? Вы знаете, куда ведет этот путь?
