и хочется погладить!
Я достаю из рюкзака пластмассовые солнечные очки. Нужно хорошенько натереть их лопухом, чтобы увидеть фей.
Мы наклоняемся и изучаем дупло. Оно выложено прутиками и застелено мхом. У стены кровать из коры и птичьих перьев, камень-стол и стулья-камешки. А для украшения листья, жёлуди, ягоды – всё, что можно найти в лесу и на речке. Из дома ничего приносить нельзя, и, главное, никакой кукольной посуды, а не то феи, как увидят человеческие предметы, сразу решат, что это ловушка. Правда, несмотря на то, что мой домик построен по всем правилам, ни одной феи в нём нет.
– Тут пусто. Наверное, слишком близко к Тропе грибников. Ладно, пойдём к следующему.
До следующего домика путь не близкий. Мы замедляем шаг и помогаем себе палками, потому что гора становится круче, а тропа сужается. Теперь мы идём не рядом, а друг за другом.
– А ты знаешь, что феи женятся один раз и на всю жизнь, как попугаи-неразлучники? На свадьбу собирается весь волшебный народ. Речные феи празднуют свадьбу в лесу, а лесные наоборот у воды. Я сама такую свадьбу видела, когда мы с папой ходили в поход на Зелёное озеро. Пока он ставил палатку, я натёрла очки «заячьим ухом» и увидела недалеко от берега много-много серебристых огоньков. Это феи плыли на сосновой ветке.
Помолчав, я продолжаю:
– А если фею разлучить с её мужем, то она умрёт от разбитого сердца. Ведьмы и мальчишки строят на них ловушки, сажают фею в банку и смотрят, как она там бьётся, пока не потускнеет и не погаснет. А потом просто вытряхивают в мусорку, как дохлую муху.
Мальчик идёт сзади и пыхтит – это он так злится. Он бы ни за что не стал ловить фею, в этом я уверена.
– Моя мама тоже тускнеет, – добавляю я. – Давно уже. С тех пор, как папа в командировке. Она почти всё время спит, а когда просыпается, говорит, что очень устала. Ей даже приходится принимать специальное лекарство, чтобы продержаться до папиного возвращения. Такое фиолетовое, в стеклянных бутыльках. Пахнет оно вкусно – ягодами и чуть-чуть мятой. Я думала это как сироп от кашля, облизнула горлышко, а оно оказалось горькое. Не знаю, как мама его пьёт.
Мальчик молчит, но я слышу, как он дышит и как трескаются под его кроссовками сухие ветки. Хорошо, что я его придумала и теперь он здесь.
– В командировке папа всё время занят, так что ему некогда звонить. Скорей бы он приехал, а то маме всё хуже и хуже.
Какое-то время мы идём в тишине и слушаем птиц. Их не видно, но они где-то там, над макушками деревьев. Им некогда развлекать нас песнями, у них полно своих птичьих забот, и они лишь изредка перекликаются.
Берёзовая роща редеет, гладкие белые стволы сменяются шершавыми и коричневыми, то тут, то там вырастают большие пушистые ели.
– Почти пришли, – говорю я. – Ещё чуть-чуть, и Лисья нора.
И вдруг поднимается настоящий барбарисовый бриз! Нас окутывает запахом барбарисок, словно мы перенеслись на леденцовую фабрику. Мы пробираемся поближе к барбарисовому кусту – это он один пахнет на
