называй меня так.
– …синий – это ведь неуверенность? Да?
– У синего много оттенков. Но может быть и то, о чем ты говоришь.
– А зеленый, – продолжала Тайра с запалом, которого хватило бы на то, чтобы вскипятить остывший на плите чайник. В этот момент она едва ли слышала старика – была настолько возбуждена совершенным открытием – зеленый – это когда человек ошибся в выборе и сожалеет. Да? Я просто почувствовала это – сама не знаю как. Только с серым у меня вышла загвоздка…
Она растеряно взглянула в морщинистое лицо.
– Серый как будто ничего не означает. Почему?
Ким подался вперед, положил одну ладонь на другую и погладил сухую кожу.
– Потому что серый – это отсутствие цвета. Отсутствие эмоций. Пустота.
– А-а-а-а! Вот оно что! Ну, конечно… Но, учитель…
– Не зови меня учителем.
Темноволосая девчонка, чьи глаза в этот момент сделались совершенно зелеными, похлопала темными ресницами и на мгновенье притихла – будто опомнилась и начала слышать только сейчас.
– Конечно. Прости, Ким. Я лишь хотела сказать, что видела еще бордовый…
– И?
– И он показался мне чувством вины. Но откуда у Раджа может быть чувство вины? И разве оно сохраняется даже во сне? И почему у него в теле совсем нет золотого? Или какого-нибудь другого яркого цвета?
– Потому что яркие цвета – это агрессивные эмоции. Радостные или нет, но всегда очень сильные – во сне их не бывает. Во сне основные чувства уходят в другое измерение.
– В какое?
Она бы, наверное, продолжала сыпать вопросами до бесконечности, но старик, шурша тканью излюбленного рыжевато-коричневого халата, поднялся с кресла и осторожно, чуть прихрамывая, подошел к стоящему в углу шкафу. Отыскал латунную ручку, выдвинул рассохшийся от жары и времени ящик и достал из него чистый лист бумаги – бесценный и дорогой материал. Затем еще два. Повернулся к Тайре, держа в одной руке листы, а в другой – заточенный уголек и приказал:
– Листы скрепи вместе, чтобы их можно было переворачивать, а угольком начинай записывать все, что видишь. Пиши мелко, но разборчиво – экономь место. Потом будешь мне читать.
– Писать все?
– Все, что видишь. Начинай классифицировать цвета. После я буду слушать и поправлять. Когда все допишешь, поймешь и выучишь наизусть, листы мы сожжем…
– Но…
– Их нельзя оставлять на прочтение другим. То, что отложится у тебя в голове и будет тем, что станет впоследствии твоим инструментом. Другие же, прочитав это, не смогут воспользоваться информацией, но будут знать, что ты ей владеешь. Поэтому сожжем.
– Хорошо, учи… – Тайра быстро осеклась и покраснела. – Хорошо, Ким. Все сожжем.
И она приняла из рук старика три листа бумаги и черный пачкающий пальцы уголек.
Сколько, начиная с тех далеких
