Ясно было, что настоятель простудился во время поисков. Но монахов удивило и даже насторожило вовсе не это. Отец Петр, которому было около шестидесяти, всегда отличался завидным здоровьем и крепостью духа. Никто не помнит, чтобы он вообще когда-нибудь хворал. Но, очевидно, сбой мог дать даже и такой крепкий организм.
Монахи сразу же принялись варить снадобья, могущие облегчить состояние настоятеля. Конечно же, молились за его здоровье все и помногу. На третий день отец Петр уже встал и с обычной своей живостью стал управляться по хозяйству. Но первая же служба далась ему с трудом – кашель сжимал горло, не давая произносить слова и петь. Тогда подумалось: пройдет еще день, другой, и кашель тоже отступит.
2
– Старче, старче! – над головой раздался чей-то взволнованный голос.
Гермоген открыл глаза и при слабом свете лампады различил неясные тени людей, проникших в его келью. Обычно сюда никто без позволения заходить не мог, и внезапный визит монахов старца весьма удивил.
– Что… Что случилось? – прохрипел Гермоген и, кряхтя, опустил ноги на холодный пол. Он постарался сесть, и кто-то из монахов участливо помог старцу, поддержав его иссохшее тело.
– Отче! – воскликнул один из монахов, в котором Гермоген признал алтарника, – вас призывает к себе отец Петр. Он… Он… – алтарник запнулся. И ему помог кто-то стоящий у самой двери:
– Совсем худо стало нашему отцу. Зовет к себе.
Теперь старец осознал причину ночного вторжения в его келью непрошенных гостей и коротко сказал:
– Сейчас буду, а покудова идите к нему…
– Скорее! – снова отозвался алтарник, – он… он хочет собороваться.
Гермоген дернул головой, и правая рука его затряслась.
– Идите же! Я сейчас буду.
Он все сразу понял. Еще накануне отец Петр подступил к нему с просьбой: «Коли станет худо мне, поспеши, старче, не мешкая, дабы успел я исповедаться…» Гермоген молча поклонился настоятелю, подумав при этом о слабости его здоровья и напрасности извечных хлопотаний на холодном воздухе. Ему бы отлежаться… Но разве отец Петр послушается! Он же и мгновения не высидит на одном месте. До чего же непоседливая, живая у него натура!
Быстро одевшись, старец Гермоген заспешил в келью настоятеля. Там уже горели свечи и факел, специально принесенный кем-то из монахов. Отец Петр лежал на лавке с закрытыми глазами и, казалось, будто он просто спит. Но заострившиеся черты лица и бледность выказывали в нем явно болезненное состояние.
– Отче! – позвал Гермоген.
И настоятель тут же «отозвался», дернув веками и попытавшись произнести какое-то слово. Но вялые губы не слушались этого, недавно такого сильного человека, воспроизводя лишь едва уловимые, непонятные постороннему звуки.
Гермоген с горечью застонал сам, явно сочувствуя отцу Петру. Так все неожиданно оборачивалось!
