что-нибудь возразить, заставить этого полицейского умолкнуть, не говорить таких вещей, – но не смогла вымолвить ни слова. А у Глена на лице появилась бессмысленная пустота.
За все то время, что пробыли у нас копы, он ни разу не взглянул на меня. Ни разу не приобнял, не коснулся руки. Потом он объяснил, что просто пребывал в шоке. Глен с полицейскими все о чем-то говорили, но я совершенно не припоминаю, о чем именно. Я видела, как шевелятся их рты, однако не в состоянии была вникнуть. Что такого мог сделать с Беллой Глен? Он и волоска бы не тронул на голове ребенка. Он любит детей.
Потом они ушли – Глен с полицейскими. Впоследствии муж говорил, что сказал мне «до свиданья», велел не волноваться, уверяя, что это просто какое-то недоразумение, в котором он непременно разберется. Однако у меня этого в памяти не отложилось. В доме остались уже другие полицейские – этим предстояло меня подробно опросить, порыться в наших вещах. И пока они обыскивали дом, я все вспоминала это его странное лицо, и в голове снова и снова вертелась одна и та же мысль: что на какой-то миг передо мною предстал не мой муж, а совершенно неизвестный человек.
Потом он рассказал, что кто-то сообщил полиции, будто в тот день недалеко от того места, где исчезла Белла, Глен доставлял заказ, но что это вовсе ничего не значит. Просто совпадение, уверял он. В тот день в этом микрорайоне побывали сотни людей. К тому же, говорил он, его вовсе и не было рядом с местом преступления – адрес той доставки значился аж за мили в стороне. Но полиция якобы шерстит всех и каждого, выясняя, не видел ли кто чего-нибудь.
Водителем-курьером Глен начал работать после того, как его уволили из банка. Там, как он всем объяснял, искали, кого бы сократить, а ему, очень даже кстати, хотелось в жизни перемен. Он всегда мечтал о возможности начать собственное дело и стать себе хозяином.
Истинную причину увольнения я обнаружила однажды в среду вечером. У меня в тот день была аэробика, и с ужином я, соответственно, запоздала. Глен начал на меня орать, почему я вернулась позже обычного, в ярости выкрикивая ужасно резкие, непотребные слова. Такие слова, которых он, как правило, и не произносил. Все в тот вечер было не так. Его гнев и страшные оскорбления заполонили кухню. Он глядел на меня мертвым, невидящим взглядом, точно на чужого человека. Мне даже показалось, он хочет меня ударить. Я застыла у плиты с лопаточкой в руке, в страхе наблюдая, как сжимаются и разжимаются у него кулаки.
«Моя кухня – мое господство», – любили мы пошутить. Но в ту среду все было иначе. Вот уж точно: «Тот, кто в среду был рожден, горьким горем будет полн»[8].
Скандал закончился тем, что Глен хлопнул дверью и тяжело пошагал спать – в гостевую комнату, отдельно от меня. Помню, как я стояла тогда оцепенев под лестницей. Что вообще это было? Что произошло? В тот момент мне не хотелось думать о том, что могло это означать для нас обоих.
«Прекрати, – сказала я себе. – Все будет хорошо. У него, должно быть, неудачный день. Ему просто надо это переспать».
Я стала прибираться,
Имеется в виду популярная английская песенка-потешка «Monday’s Child» («Дитя понедельника») для запоминания маленькими детьми дней недели. За несколько веков существования успела обрести множество версий с сильно разнящимися вариантами.
