что ими руководит опальный лидер.
– В ссылку сюда прислали, – рассуждали они и бесконечно гордились этим фактом. – Не к кому-нибудь, а к нам, – и группами собирались у горкома, чтобы хоть издали полюбоваться на опального владыку. Когда же пришло прозрение, горожане не особенно огорчились.
– Ну и что, – говорили они, – все равно он – вылитый Никита!
Степану Капитоновичу сходство с Хрущевым и льстило, и одновременно доставляло огорчения. Во времена правления Никиты Сергеевича оно приносило массу неприятностей. Вокруг этого курьеза природы ходило много толков.
Секретарь обкома, где в те времена Крендель работал инструктором, даже настоятельно посоветовал носить ему парик. Парик был изготовлен, и Степан Капитонович целый вечер провел перед зеркалом, поворачиваясь и так и эдак.
– А пошло оно все!.. – в конце концов возопил он и зашвырнул волосяной прибор куда-то за шкаф.
Наутро он заявился к секретарю по идеологии и заявил, что парик носить не будет.
Не помогли ни увещевания, ни угрозы. Даже намек, что придется расстаться с партбилетом, не возымел действия.
– Что хотите делайте, а жопу сажей мазать себе не дам!!! – кричал строптивый двойник. И его сослали председателем, от греха подальше, в отдаленный колхоз.
Так задолго до падения Никиты Сергеевича Крендель стал как бы предвестником его судьбы. В этом сходстве жизненных коллизий необъяснимая загадка, с которой часто сталкиваются похожие друг на друга люди. Рок как бы играет с ними, проверяя на малом то, что он хочет сотворить с большим.
После низвержения великого кукурузовода о Кренделе вспомнили, правда, не сразу. Но в конце концов справедливость восторжествовала, и его назначили секретарем горкома партии в Тихореченск.
Опала великого двойника изрядно огорчила Кренделя. Не то чтобы он очень любил Хрущева, скорее – наоборот. Но тут гордость потомственного питерского пролетария, которая заставила его пренебречь карьерой, снова дала о себе знать. Вновь прозвучала известная фраза о задней части тела и саже, только теперь Крендель сказал не «себе», а «нам».
И стал Степан Капитонович великим поклонником свергнутого титана.
У себя дома он создал нечто вроде музея Хрущева. Вечерами листал старые подшивки «Огонька» и вырезал многочисленные фотографии своего кумира, которые наклеивал в специальные альбомы. Стену в спальне украсил огромным портретом Никиты Сергеевича, стоящего среди кукурузных полей. Он хотел было повесить портрет в центральной комнате, но взмолилась жена, которой до смерти не хотелось на старости лет снова отправляться в колхоз. Старшего внука он приказал назвать Никитой и здесь был неумолим.
Начальству стало известно о странном увлечении Кренделя. Но, зная строптивый нрав, на него махнули рукой.
Так и жил Крендель в Тихореченске как царек. Правил справедливо, но не без самодурства, проводил линию партии и
