озябших батарей.
Под шалью маятником бьется сердце,
Надеясь дотянуть до теплых дней.
Но до весны чуть дальше, чем до неба;
Чуть дальше, чем отмерено судьбой.
Да будет так! И былью станет небыль —
Твоя душа запросится домой.
Весна придет, взорвется малахитом
И гамом прилетевших с юга птиц.
Смахнет крылом застывший, белый иней
С твоих навеки сомкнутых ресниц.
Ты ничего на это не ответишь,
Продолжишь бессловесно дальний путь
В тот мир, откуда сам Господь не сможет
Обратно никого уже вернуть.
Однажды по паркету, в майский вечер,
Дробь отстучат устало каблуки,
У твоего портрета вспыхнут свечи,
Коснется мертвых клавиш тень руки.
Покойный воздух дрогнет от восторга,
Услышав полюбившийся мотив.
Вспорхнет с зеркал внезапная тревога,
Луне холодной отблеск подарив.
Пробьют часы; ночную мглу разгонит
Горячий веер солнечных лучей.
Умолкнет фортепьяно; звук утонет
В водовороте хаотичных дней.
Тоска иглу вонзит привычно в сердце,
Все глубже погружаясь не спеша,
А я все жду, когда же скрипнет дверца
В тот мир, где дышит вечностью душа.
Рвутся извилины нитью гнилою
Душно от мысли, что всё уже в прошлом.
С неба доносится запах тоски.
Думая часто о буднично-пошлом,
Плёнкой греха затянуло мозги.
Рвутся извилины нитью гнилою,
Тонут надежды в креплёном вине.
Радости нет, счастья нет и покоя…
Жизнь, для чего до сих пор снишься мне?
Как поломать этот сон и проснуться,
И позабыть то, что было вчера?
К точке отсчёта обратно вернуться,
Чтобы с нуля повторилась игра.
Моим друзьям, утопшим в стакане
Ко мне заходят старые друзья
С бутылками различного калибра,
А иногда с фанфуриками «Шипра»,
Желая сдвинуть рамки бытия.
Вкус истины познав, идём на дно,
Глубины подсознанья измеряя.
В стакане топит нас судьба лихая,
И на поверхность всплыть не суждено.
Мы – корабли, зарывшиеся в грунт
Тяжёлого и липкого похмелья.
Воскреснув ненадолго поутру,
Вливаем в трюмы колдовское зелье.
А завтра будет то же, что вчера —
Зеркальному подобно отражению:
Пропитанные дымом вечера,
И ночи в липких
