сокровищ истощили мои предки, украшая всевозможными драгоценностями священные престолы этих храмов!.. Несколько сот монахов кормятся там нашим хлебом и молятся за души своих благодетелей. А теперь, милая Вормиздухт, мы же, Мамиконяны, сокрушим эти храмы, а на их место воздвигнем персидские капища. Пусть прахом и пеплом покроются эти священные места! Да сгорит эта прекрасная роща и станет пеплом в неугасимом пламени Ормузда38! Пусть вместо благоухания христианского ладана и иных благовоний в этих священных местах подымется чад от жертвоприношений магов!.. Пусть умолкнут тоскливые звуки колокола и молитвенного клепала! Пусть на этих чудесных высотах каждое утро при восходе солнца и каждый вечер при его закате будут звенеть литавры и звучать трубы магов! И пусть благочестивый армянский… шинакан, услышав этот призыв, дрожа от страха, поднимется на крышу своего дома, чтобы возносить поклонение восходящему и заходящему светилу. Слышишь, милая Вормиздухт, чего требует твой брат и что должен сделать Меружан, чтобы стать царем Армении?
Но Вормиздухт не слышала его. Она была в каком-то сладостном забвении. Рука ее лежала на плече взволнованного юноши и, прижавшись к нему, упоенная его дыханием, она прислушивалась только к музыке его слов. Всякий раз, когда он делал небольшое движение, указывая на тот или другой предмет, сердце молодой женщины замирало от знойной истомы…
Однако прислушивалась к словам сына княгиня.
– Довольно! – угрожающе воскликнула она.
Голос матери заставил Самвела очнуться от горячего увлечения.
– Насмехаешься, Самвел?! Подумай, о чем ты говоришь, – продолжала она. – Вормиздухт, отойди от него!
– Да почему ты считаешь насмешкой мое воодушевление, дорогая мать? – сказал Самвел, отступая от окна. – Я совершенно не насмехаюсь, я хотел лишь угодить тебе…
Вормиздухт с сожалением отошла от окна, лишившись минутной близости Самвела. Неровными шагами она направилась к двери, не глядя на Тачатуи.
– Куда же ты, Вормиздухт? – спросила княгиня.
– Мне не по себе… голова закружилась… пойду немного отдохну…
Она быстро вышла, забыв свое опахало, лежавшее на диване. Самвел взял его и быстро пошел следом за мачехой. Он догнал ее в прихожей.
– Благодарю, Самвел, – сказала мачеха, взяв от него опахало, и ее грустное лицо снова озарилось радостной улыбкой.
– Ты с нами сегодня обедаешь, не так ли? – спросил Самвел.
– Нет!..
– Саак очень хотел тебя видеть…
– Извинись за меня.
Она вышла. Два черных евнуха ожидали ее у дверей. Они пошли вперед по дороге к ее дворцу.
Вернувшись в зал, Самвел сказал матери:
– Ты обидела Вормиздухт.
– Я не потерплю у себя эту персидскую чувственность!.. – ответила мать.
– Но ты же так любишь все персидское.
– Подумай,
Ормузд – бог добра у древних персов.
