вниз спускался легкой тенью,
Покинув сна короткий плен.
Влекомый летним променадом,
По залам шествует, спеша.
В предчувствии свиданья с градом,
Чертог свой мерит чуть дыша.
Каменья северной твердыни
Ласкает вскользь его рука.
Любовь свежа в ней и поныне,
Спустя почтенные века.
Сквозь арки кованых узоров
В молчаньи правит мерный ход.
В гранит зелёных косогоров
Всё так-же бьёт настырность вод.
Он светлым взором обнимает
Абрис высоких куполов.
И поклонившись, вновь шагает
По перепутью двух миров.
Даруют глазу наслажденье
Короны изумрудных древ.
Залива синь, как наважденье,
Ласкает душу нараспев.
Улыбкой красоте ответив,
Шагнул на панцирь мостовой.
Измену в городе приметив
И потеряв тот час покой,
Прошествовал вперед немного,
Всмотрелся в треснувший фасад.
Седые брови схмурил строго —
Не ведал бОльших он досад.
Он помнил войны и раздоры,
Что посещали этот край.
Но даже вражеские своры
Архитектурный чтили рай.
В раздумьях тяжких устремился
В любимый некогда поход.
Теперь весь город изменился,
Ослеп живущий в нём народ.
Когда-то свежестью блистала
Лепнина эркеров чуднЫх.
Теперь мораль совсем упала
В глазах старинных стен немых.
Покрыта зеленью невзрачной
Торжественность нагих скульптур.
Всё тлеет паутиной мрачной
Пришедшей худшей из культур.
С потухшим и слезливым взглядом
Идёт щербатой мостовой.
Разруха и упадок рядом
Взывают к совести людской.
В соседстве с памятью историй
Надменно вычурность стоит.
Не зная затхлости задворий,
Мерцаньем фальши глаз манИт.
Смятённый пафосом двуличным,
С вопросом смотрит на людей,
Пытаясь к варварству привычным
Внушить страдание очей.
Но только дикость эгоизма
Ответом бьёт по правде дней.
Не чтят прислужники цинизма
Величье Родины своей.
Бессилье
