мая. Варшава].
И нынешнее письмо будет только из нескольких строк; во-первых, потому, что твое 28-го апреля коротко, да и неясно (растолкуй мне историю Пушкина); во-вторых, что переезжаю сейчас на дачу, то-есть, в сад в предместьях и едва сыскал перо, которое плюется пуще Сергея Львовича; в третьих, что сижу под небесною батареею, которая заливает город водою и пламенем: в двух местах загорелось, а пешеходы по улице плавают. Прощай! Сегодня будет ночь, завтра другая,
В третью чудо совершится…
(продолжение впредь).
Пятница, кажется, 7-го маия, а впрочем не знаю. Скажи Н. М. Карамзину, что он, может быть, получит несколько карт России, которые растолкую ему со следующею эстафетою. Жуковского обнимаю. Что мои два письма в Орлову, одно не запечатанное, другое с книжкою; отправлены ли верно?
283. Тургенев князю Вяземскому.
19-го мая. [Петербург].
Два письмеца твои получил, а сам одну середу пропустил, то-есть, ту, в которую царскосельский дворец горел. Вот тебе 200 рублей от Карамзина. О Пушкине уведомлю после, а письмо твое к нему пошлю с первою почтою. Он теперь при Инзове. Гарновского казармы, а с ними два человека и шесть лошадей сгорели на третий день царскосельского пожара. В Петергофе был тогда же пожар, и Аничковский дворец загорался. Voilà, les cathégories de l'empereur justifiées. Должен был ехать в Кронштадт с Потоцким, Татищевой и прочими, но остаюсь для дел. Суди, могу ли писать. Тургенев.
Польских басен твоих ценсура ее пропускает. Скоро запретят печатать: «Все ли вы в добром здоровье?» Нужно говорить о многом, но после.
284. Князь Вяземский Тургеневу.
11-го июня. Остафьево.
Мне Н[иколай] М[ихайлович] писал об удивлении Николая. Николаевича, узнавшего об отъезде моем. Надеюсь, что ты просьбы моей не забыл и говорил, и говоришь с ним обо мне. Буду ожидать от тебя уведомления о переговорах твоих и тогда напишу ему.
Что вы делаете, арзамасские ребята? Я здесь сижу на размазне: прошел мой мясоед. В Москве не с кем молвить слова: сухая материя халдейского разбора! Я с Булгаковыми не видался; ожидаю их к себе в Остафьево. Староста отдыхает под смоковницею. Кстати о смоковницах. Пришли мне хорошую французскую Библию. Я вчера купил русскую в лавке Библейского общества и, на запрос, велел ее записать на имя Алексея Михайловича Пушкина. Не забывай всех просьб моих; их так много, что и я сам не все упоминаю. Пеняй на себя: ты ободряешь мою наглость. Прости, Сюся! Всем нашим поклон.
285. Князь Вяземский Тургеневу.
[Конец июня. Петербург].
Голос с того света. Сделай одолжение сердечное, доставь сам письмо, а не отсылай. Это уже входит в область поэзии: вся существенность исчезла. Греха на совести твоей не будет. Допиваю последние капли очаровательной настойки: засяду или залягу в коляску, и все вытрясется. Застать можешь сегодня после обеда; впрочем, узнаешь» Меня принуждают остаться здесь до понедельника, то-есть, до вступления в 28-й год. Приезжай непременно к нам обедать с словом жизни. Пришли мне «Méditations
