прелестное бежитВон отсюда в дали,
Горемычный всех здесь вид,
Все, как тени, стали…
На вопросы все молчат,
Озираясь с страхом…
Все дрожат, дрожат подряд,
Взгляд отводят махом…
Может, ту уж мне спросить
Ветхую старушку,
Что не кажет жизни прыть,
Звук не друг уж ушку
И в глазах которой темь,
Видит лишь руками…
Вся согнулася совсем,
В дружбе всё с клюками…
С головы седая прядь
Свесилася куце…
Цвета кожи не понять,
Хоть умом обуться:
Вся бугрится, как у жаб,
Вслух бормочет что-то…
Отчего? Понять я слаб,
Плакать аж охота…
Тело мелко всё дрожит…
Вздохи, ох, и тяжки!
Поразительнейший вид,
Трудно, знать, бедняжке…
Вся – страдание от мук,
Дух убит весь горем,
Сердца редкий слышен стук,
Слёз разлив – аж морем…
Ноги в землю уж вросли
От печальной позы,
Мысли где-то всё вдали…
Памяти занозы.
Содрогнулся я и сник,
Глядя виновато:
Жизни высох весь родник,
Жить ей маловато…
Не могу ничем помочь,
Лишь просить прощенья,
Ведь судьба её, что ночь,
Бремя униженья…
Вдруг взглянула так она,
Я ей дорог будто,
Будто страстно влюблена!
Отвернулась круто…
Вновь вся съёжилась в комок,
Вновь смотрясь отвратно…
Миг тот – жизни огонёк,
Сгинул безвозвратно…
Боль не вынес я… Ушёл,
Ведь с другой здесь целью,
Что помочь не смог, был зол!
Видит взор мой келью,
Перед ней сидит старик,
Скульптор всем – по виду,
Мой вопрос к нему приник:
«Не несу обиду,
А скажи, мил-человек,
Девы где чертоги,
Я ищу который век,
Поистёр вон ноги?»
Он к скульптуре подошёл,
Сдёрнул покрывало…
Встал от чуда я, как кол,
Потрясён немало
Той чарующей красой
В мраморе девичьей,
Что вспылал вмиг, как шальной,
К ней любовью личной!
Вот желанная моя!
Руки к ней невольно
Протянул, огнём горя,
Жжёт он – мне не больно…
Все пропорции верны,
Плавность чудных линий…
О созданье! В жизнь верни.
В сна ль я паутине?
Взор её и чист, и прям,
Милая улыбка…
Обольщенью не упрям,
К ней стремлюсь в нём прытко!
Чувств не смог я обуздать,
Обнял страстно ножки…
Грациозна милой стать,
Звёзды как, – серёжки.
«А сама-то где, сама?!
Укажи обитель!
Я по ней
