две недели после моей выписки, вел себя странно, выглядел напряженным и нервным. Чашка, из которой он пил чай, сидя в моей маленькой кухне, то и дело подрагивала, рискуя вообще упасть и расколоться, а зажигалка не слушалась и не давала спокойно прикурить сигарету. Я никогда прежде не видела, чтобы у Вани так тряслись руки.
– Что с тобой?
– Со мной? А... нет, ничего, устал просто...
– Устал? – Странно: пять минут назад он сказал, что не тренировался все это время, а тут вдруг – «устал».
– Ну да, да – устал, что тут такого? – раздраженно бросил Иван, прикуривая новую сигарету.
– А почему орешь?
– Не ору...
– Ваня... мы никогда не врали друг другу. С детства не врали – помнишь? Так что происходит, а? – Я опустилась на корточки перед стулом, на котором Ванька сидел, и заглянула в лицо снизу вверх.
– Мария... в общем... я не знаю, как сказать, но... словом... Мы должны расстаться.
– Что?!
– Ты слышала... я не могу танцевать с тобой, понимаешь?
– Ваня... если это из-за травмы, то ведь уже все... я хоть завтра... – залепетала я, ненавидя себя за дрожащий голос, в котором явственно слышались слезы, за попытку оправдаться, за желание уговорить, убедить партнера не бросать меня.
– Ты – да, хоть завтра. А я вот – уже и сегодня не могу. Прости, Мария – не могу. Жизнь дороже.
С этими словами он аккуратно отстранил меня и вышел в коридор, но я догнала, развернула к себе лицом и выкрикнула:
– Ты не уйдешь, пока не объяснишься! Понял?! Никуда не пойдешь – пока не скажешь, что все это значит!
Он попытался оттолкнуть меня, но я держала за отвороты джинсовой ветровки так крепко, словно от того, удержу ли, зависела моя жизнь. Собственно, зависела, наверное, – потому что как жить дальше, не танцуя? Я ничего больше не умею – и не хочу уметь, вот что главное.
– Мария, я тебя прошу – давай без сцен! Я ведь мог просто вообще пропасть – ты и не знала бы, но я ж пришел – так давай как люди...
– Если как люди – то скажи причину!
Иван помолчал, словно взвешивая что-то, а потом, вздохнув, тихо сказал:
– Я боюсь этого твоего... который с цветами.
– Что?! Да ты спятил! Какого – «моего»?
– Этого Костю – или как там? – Ванька задрал рукав ветровки и продемонстрировал мне несколько круглых отметин от запястья до локтя. – Видишь?
– Что это? – не поняла я, рассматривая странные отметины.
– Сигареты.
– В смысле...
– В том самом смысле – усмехнулся мой партнер. – Это твой Костя решил удостовериться, не я ли туфли твои отреставрировал.
– Погоди... это что же – он?! Он – тебя?! – Я не могла поверить ни своим глазам, ни словам Ивана – неужели Костя мог... Господи, бред...
Иван скривил смазливую физиономию,
