собственно, ничего не сказал: я сам догадался.
– Вот неуклюжий! О… это я не про вас. Вы с ним еще будете встречаться?
– Он просил меня поступить к нему в секретари.
– Вы согласились?
– Вам это не нравится?
– …Не то чтобы так. Но я думаю, лучше, если вы… друг друга не признаете.
– Я тоже так думаю. Но признать не признать, а немного познакомиться с ним я хотел бы.
– Однако вы, я полагаю, не намерены долго оставаться в положении подчиненного?
– Только пока не поправлю свои дела.
– А потом? Теперь у вас есть средства – что вы намереваетесь делать?
– Ах, сударь, еще вчера мне было нечего есть – нужно же время понять, чего алчет душа.
В этот момент в дверь постучал Эктор:
– Господин виконт желает видеть ваше сиятельство. Прикажете принять?
Лицо старика помрачнело; сперва он молчал, но когда Лафкадио вежливо дал понять, что удаляется, крикнул:
– Стойте! – и властный голос Жюста-Аженора заставил юношу повиноваться.
Граф обратился к Эктору:
– Что же это! Ведь я именно просил его не искать встречи со мной… Скажи ему, что я занят… что я… что я ему напишу.
Эктор поклонился и вышел.
Старый граф еще несколько секунд сидел, закрыв глаза; казалось, он спит, но под бородой было видно, как шевелятся губы. Наконец он поднял веки, протянул Лафкадио руку и сказал совсем другим голосом – более ласковым и как бы утомленным:
– Прикоснитесь к ней, дитя мое. Теперь вы должны меня оставить.
– Я должен вам кое в чем признаться, – сказал Лафкадио не без колебания. – Чтобы прилично явиться к вам, я истратил последние сбережения. Если вы мне не поможете, я не знаю, как поужинаю сегодня… а завтра и подавно… разве что ваш сын…
– Нате, возьмите, – сказал граф, доставая из ящика стола пятьсот франков. – Что же? Чего вы еще ждете?
– Я бы хотел еще попросить вас… не могу ли я надеяться опять вас увидеть?
– Честно признаюсь: мне это доставило бы удовольствие. Но преподобные особы, которые занимаются моим вечным спасением, держат меня в таком состоянии духа, что удовольствие для меня теперь – дело десятое. Благословение же мое я вам дам сию же минуту. – И старик распахнул руки навстречу юноше.
Лафкадио не бросился прямо в его объятья, а благочестиво преклонил свои колени, на колени графу положил голову и, зарыдав, растаяв, как только старец обхватил его руками, почувствовал, как из сердца его уходят жестокие намерения.
– Дитя мое, дитя мое… – лепетал старик. – Как поздно я встретил вас…
Когда Лафкадио встал, все лицо его было в слезах.
Собираясь уходить и забирая деньги (он взял их со стола не сразу), Лафкадио наткнулся
