у ванной скрипят.
Не волнуйся, кричу ему. Я не сплю.
Он останавливается у двери спальни. Чтобы показать, что я не злюсь, добавляю: ты напился, я уж поняла.
Голоса, неразборчивые. Шепчутся.
Значит, он кого-то привел. Пьяного коллегу, который опоздал на последний пригородный поезд. Вообще говоря, это некстати. Завтра – а точнее, сегодня – предстоит напряженный день, и приготовление завтрака для похмельных коллег Саймона в мои планы не входит. Однако когда до этого дойдет, Саймон сделается ласковым и веселым, станет звать меня малышом и красавицей, расскажет приятелю, как я чуть не стала моделью, что он – счастливейший парень на свете, и я уступлю и просто опоздаю на работу. Опять.
Кричу раздраженно: увидимся утром.
Они там, наверное, решили в икс-бокс поиграть.
Но шаги не удаляются.
Разозлившись, я соскакиваю с кровати, – для коллег вид у меня приличный, старая футболка и семейные трусы, – и распахиваю дверь спальни.
Но меня опережает человек по ту сторону, весь в черном и в лыжной маске, он сильно и резко толкает ее плечом, отбрасывая меня. Я кричу – по крайней мере, мне так кажется: возможно, ужас и потрясение остановили звук в моей гортани, и раздается лишь сипение. На кухне горит свет, и в руке у него сверкает – он поднимает нож. Ножик, малюсенький, едва ли длиннее шариковой ручки.
Глаза у грабителя – ярко-белые на темном фоне – округляются.
Ого! произносит он.
За ним – еще одна лыжная маска, еще одна пара глаз, потревожнее.
Забей, братан, говорит второй первому. Один из грабителей черный, другой – белый, но оба говорят на уличном сленге.
Не ссы, говорит первый. Круто же.
Он поднимает нож к самому моему лицу. Гони телефон, ты, сучка мажорная.
Я замираю.
Но потом я его опережаю. Я тянусь за спину. Он думает, что я хочу взять телефон, однако у меня там нож, большой мясной нож с кухни, на тумбочке. Рукоятка ложится мне в руку, гладкая, тяжелая, и одним быстрым движением я вонзаю лезвие ублюдку в живот, под самые ребра. Нож входит легко. Крови нет, думаю я, вытаскиваю нож и бью снова. Кровь не хлещет, как в фильмах ужасов. Так проще. Я вонзаю нож грабителю в руку, затем в живот, а потом пониже, в пах, и яростно проворачиваю. Он валится, и я, переступив через него, подхожу ко второму.
Тебя тоже, говорю я. Ты все видел и не помешал. Гаденыш. Нож входит ему в рот, словно конверт в щель почтового ящика.
Потом пустота, и я с криком просыпаюсь.
Кэрол кивает: это нормально. Совершенно нормально. Вообще-то это даже хороший признак.
Даже в покое гостиной, где Кэрол принимает пациентов, меня все еще трясет. С улицы слышно газонокосилку.
Что в нем хорошего? тупо спрашиваю я.
Кэрол снова кивает. Она часто кивает, почти на все мои слова, как будто хочет показать, что в принципе на вопросы клиентов не отвечает,
