style="font-size:15px;"> Тишины он хотел
и просил тишины, тишины,
Обнажились, зиме покоряясь,
осенние ветки,
И последние листья
вспорхнули вдруг, словно из клетки,
Холодами ночными
червлёными обожжены.
Нам не есть, а лишь видеть во сне
треугольные груши,
Только в солнце квадратном
и чёрном они и видны,
Нам бы посвисты ветра
вселенски-зловещего слушать,
Что гудят непрерывной тоской
на просторах страны.
Отгремели в столетии прошлом
державные съезды,
Полиняли знамёна
и выцвел от ветра кумач,
Ты прошёл через двери стальные,
земные подъезды,
Чтоб с народом сродниться
и вместе с ним выплакать плач.
И давно уж молчит
телефонная трубка в помаде,
Влажным лбом холодеет
затёкшее к ночи стекло,
Но сказал ты так нужно и к месту:
«Пошли Вы» и «Нате»,
И от этого многим другим
все преграды снесло.
Жить по совести —
самая главная сложность,
На тебе и земная
и смертная слава лежит,
Ведь поэт, без сомнения,
есть и призванье и должность,
И из жизни уйдя,
увольнениям не подлежит.
Утро зимнего солнцестояния
Побелели поляны вкруг,
по яру к речке просини,
Лёгким ветром припудрились,
словно бал впереди,
Небо плакаться просится,
так зима после осени
Греет землю продрогшую,
что скосили дожди.
А зима занавесилась
белым саваном дымчатым,
По опушке берёзовой
снег как в вальсе кружит,
А река заневестилась
тихим шёпотом сбивчивым,
И в проталины тёмные
глаз небесный глядит.
Декабря дни короткие,
в тьме усталые, робкие,
Фонари не заменят им
свет небесных очей,
И призывными нотами
предрассветными тропами
Вечным светом к заутрене
тянет пламя свечей.
Запоздалыми стужами
декабри расторопятся
Заморочить морозами,
не жалеть, не любить,
Но постами смиренными
