можно говорить более пространно: во-первых, мне теперь приходится не только работать над собственными материалами, но еще и править чужие. Поскольку редакторский стаж мой невелик, то ко мне отправляются обычно статьи полуграмотных практиканток. Первые две недели мне это даже нравилось – упиваясь собственной властью, я решительно вычеркивала из материалов запуганных корреспонденточек целые абзацы, поджав губы, я обзывала их бездарностями, я даже с самым снобским видом исправляла им орфографические ошибки, хотя это работа корректора. В итоге я не добилась ничего, разве что прослыла среди младших сотрудников редакции неисправимой злобной стервой. Но в один прекрасный день до меня дошло: иногда я полдня «причесываю» статью, которая в итоге выходит под чужой фамилией. Иными словами, пашу я, а гонорар и начальственные лавры получает кто-то другой! С тех пор я стараюсь подходить к редакторской правке чуть менее творчески.
Продолжая распинаться о недостатках новой работы, также отмечу среди них почти ежедневные совещания в кабинете главного редактора. Раньше я общалась со Степашкиным только в случае крайней необходимости. А теперь его ненавистная физиономия мозолит мне глаза чуть ли не каждый день.
О моих отношениях с начальством, наверное, стоит сказать отдельно. Собственно говоря, эти самые отношения компактно укладываются в два слова: холодная война.
Максиму Леонидовичу Степашкину всего тридцать восемь лет, но нравы у него пенсионерские. Он мог бы считаться привлекательным (ведь он высок, строен, голубоглаз, всегда аккуратно одет, у него русые мягкие волосы и правильные черты лица), однако в редакции за глаза его называют не иначе как «наш уродец». Максим Леонидович трудоголик в самом худшем смысле этого слова. Большую часть своего времени он проводит в здании редакции, и почему-то от других требует такого же неоправданного рвения. Он может совершенно искренне удивиться, узнав, что кто-то из сотрудников газеты не горит желанием выйти на работу в выходной. «Как же так, ведь у нас аврал!» – воскликнет он, округлив ясны очи и изумленно уставившись на безалаберного сотрудника.
Максим Леонидович ужасно одевается. Нет, не совсем так. Он вовсе не фрик, который может прийти в офис в укороченных брючатах и полосатых носках. Просто гардероб его так же безрадостен, скучен, как и он сам. Неравнодушный к классическому стилю, он и зимой, и летом, не вылезает из строгого костюма. Костюмов у него четыре – коричневый, темно-синий, бежевый и серый в полоску. А вот с рубашками совсем беда – у стороннего наблюдателя сложилось бы впечатление, что она у него и вовсе одна-единственная. Но, скорее всего, шкаф Степашкина забит одинаковыми рубашками – голубыми в темно-синюю полоску. Иногда, на корпоративных мероприятиях, накачавшись дешевым вином, мы обсуждаем этот вопрос с девчонками из бухгалтерии.
Я – полный степашкинский антипод.
На работу хожу неохотно, обожаю валяться в постели до полудня, умудряюсь растягивать обеденный перерыв на половину рабочего дня, а всю зарплату просаживаю на косметику и одежду (причем шопинг для меня не каприз, а психологический акт, именно так я
