живёт где-то в горах один.Так как будто было всегда… Впрочем, не было – значит, будет.
Дзэн-будильник привык так думать. Пусть бы даже и тот, кто его родил,
В людном Лондоне ел в этот час свой черешневый пудинг.
Дзэн-будильник с утра восхваляет пустое место, где по идее – бог
У других. Вся хвала – в дзыне-дзэне, по-детски простая.
Дзэн-будильник, однако же, рад: даже Бог далеко,
И никто не ткнёт пальцем с неба, чтобы выключить, если от песен его устанут.
Дзэн-будильнику нравится думать: «У меня – подобие ног».
А захочется ввысь – поза лотоса – путь самый верный
Для таких, как он. Дзэн-будильник доволен, что всегда одинок,
И логично, ведь живущий, словно монах, вроде, должен быть интровертом.
…Грустно было ему лишь одно: дзэн-будильнику должно будить.
Мы поможем ему разобраться с назойливой кармой.
Дзэн-будильник звенит, что теперь он на верном пути.
Дзэн-будильник звенит в позе лотоса в чьём-то кармане…
В старой куртке, из которой, как дух из тела, исчез человек.
Отдаётся эхом чужая карма в моей голове…
Дзэн-будильник живёт где-то в горах один.
Вторая печать
Ты говоришь, что наш мир – это сущий ад,
Жадно сосущий грудь матери, мать же – мы.
Ты говоришь – и не видишь кругом немых
Нимф, водяных, русалок, лесных дриад,
Ангелов. Ангелы, знаю, не в том строю,
Но, как бы ни было, даже они молчат,
Да ты и сам выбираешь клавиатурный чат…
Чад слишком трудно убить. Колыбельную
На монитор безъязыкая мать строчит.
Ад не уснёт до глубоких морщин, седин.
Ни колыбельную он, ни хард-рок с CD
Сердцем не съест, в силу ясных тебе причин.
Ангел взлетает… Кто держится за него?
Много ли, мало? Не важно, ведь если мы —
Общее тело, то, чтоб избежать чумы,
Лишь одного достаточно. Достаточно одного.
На линии
На линии жизни развешивать стиранное бельё —
Такая забота у ангельских жён, что делать.
Поди не развесь – так ведь ясно, что вскоре сгниёт —
Сгниёт чьё-то сердце… И жёны довольны своим уделом.
И жёны довольны, и линия, вроде, крепка.
И муж каждый день к жене – хоть на полминуты…
Мужья объясняют: «Смотри: вот сердце картёжника, вот – дурака,
Вот сердце, что в стирку отправил какой-то зануда».
И учат: как с этим, с другим ли, с каким ещё – быть…
И жёны внимают тому, что мужья говорят им.
Но тихо – под коркой, под ложечкой, под… – мысль о любых
Словах или действиях, чтоб муж на подольше остался с ней рядом.
А чем всё закончится – спросите у них как-нибудь.
Истлеет ли линия жизни, сердцам ли вернётся их облик?
В небесных делах, знать, любовь, что превыше хозяйства, – табу…
Иначе – не сердце, а к пиву весьма аппетитная вобла.
Голем
Девочка плачет: она поскользнулась, она сильно ушибла голень.
Девочка, девочка, только не плачь, я расскажу тебе сказку.
Когда-то был дядя, которого звали Адам, теперь есть дядя по имени Голем,
Говорят, что его видели то ли в тундре, то ли в соседнем дворе, то ли в штате Небраска.
Дядя по имени Голем себе завёл деток,
Смешных маленьких големичей. Вырастут – будет не отличить от папы:
Папа – человек творческий, вот и лепил их, чтобы были его портретом
В 3D. И чтобы их различать – на каждом имя ребёнка царапал.
…Голем стабильно бывает пьян в пятничный, а также в субботний вечер,
Так вот напьётся – и пойдёт по проспектам гулять, не боясь разбиться.
Девочка, тебе просто: ты упала, но твоя голень лечится…
Впрочем, и Голему, может, не сложно: мало ли тех, кто стремился в самоубийцы?
Девочка, он разобьётся – что с детками станет?
Сегодня четверг, Голем ещё не пьяный, но гололёд дикий…
Мне не надо от тебя никакой жертвы, просто скажи: ты бы могла поменяться с кем-то из этой семьи местами?
– Я… А впрочем, иди почитай моё сочинение, что задали в школе, о том, хотелось бы мне или
