газету.
На этот раз сконфузился Пелисье. Он долго смотрел, вылупя глаза, на улыбающегося доктора и наконец вымолвил:
– Я вас не понимаю; по-вашему, этим диким зверям так и позволить есть котлеты из убитых детей?
– Я этого не говорил. Да, сверх того, они, наверно, отказались бы от этих котлет, если б у них были бараньи. Когда человек несколько дней ничего не ел, он ест без спроса.
– Голод – не оправдание.
– Нет, но облегчает виновность, пока нет средств отучить голодных от привычки есть.
– А до тех-пор, как же прикажете наказывать таких извергов?
– Как волков; вы сами называете их дикими зверями, а наказывать хотите, как образованных людей.
– Я никогда не слыхивал ничего подобного, – заметил совсем сбитый с толку Пелисье. – После этого страшно по улице ходить; встретится голодный и откусит палец.
– Полноте. Ведь мы не в Алжире, а во Франции. На что же централизация, цивилизация, полиция, юстиция, администрация? Разве мы не затем жертвуем волей, словом, умом, платим налоги, содержим духовное воинство и светскую армию, чтоб они нас защищали от голодных, диких, воров, безумных людей и бешеных собак? Если человек и умрет где-нибудь на чердаке или в подвале, то он падает жертвой для поддержания порядка. Ни в чем торжество общественного строя не выражается так мощно, как в перенесении нужд до последнего предела. И если у нас умирающий с голода похож на съеденного по иному способу, то он никогда не лишен духовной пищи и похож на тех мучеников, которых нам представляют великие художники, – снизу его обдирают, а сверху его зовет хор летающих ангелов, так что вы по лицу видите, что операция ему скорее доставляет удовольствие.
– Ну, а в Алжире чем вы украсите, выкупите голодную смерть? Там наши французы и те дичают в зуавов.
– Я в такие тонкости не вхожу. Если их религия не удерживает, долг не удерживает, пусть страх казни удержит.
– Пристращать виселицей умирающего с голода трудно, одно – embarras du choix[14].
– А позор?
– Это еще мудренее растолковать полудиким. Сегодня одного расстреливают за побег из какого-нибудь легиона, куда его взяли насильно с обязанностью убивать кого попало, завтра будут вешать Фатиму за людоедство, – толкуй им различие. Для их тупости им все кажется, что они побежденные и падают на поле сражения.
– Vous vous moquez du monde[15]. Нашли, что защищать, – заметил уже взволнованным голосом Пелисье.
– Я согласен с вами, – отвечал, смеясь, доктор, – что лучше было бы всей семье, проголодавши месяц и ничего не евши четыре дня, завернуть головы в бурнусы и умереть. Да как им растолковать корнелевское «qu’il mourut!»[16]. Для того чтоб они поняли, надобно их непременно откормить, а откормишь их – они не станут есть соседних детей. Это – логический круг! – И веселый доктор опять расхохотался. – Посмотрели бы вы своими глазами на этих урабов, как их называл один солдат, которому я резал ногу.
затруднительность выбора (
Вы издеваетесь над миром (
«умереть!» (
