прибирает всё к своим рукам. Быстренько же он этим занялся. Ещё моё бренное тело в могилке не остыло.
Ну да ладно, я найду способ, как его приструнить. Раньше времени парень почувствовал свою силу и безнаказанность. Хотя… что я могу сделать из этой проклятой банки, в которой плавает мой мозг?
А потом кто-то пришёл и выключил колонки, через которые я мог говорить. Аквариум же завесили тёмной тряпкой, и я погрузился в полную темноту…
Не знаю, сколько времени прошло, потому что темнота, как теперь оказывалось, не имеет ни временного измерения, ни пространственного. Я находился в каком-то странном оцепенении – ни сон, ни явь. Ведь я даже спать не мог, как раньше. Просто превратился в какой-то бессмысленный сгусток пока ещё живой материи и плавал теперь глупой рыбкой в своём растворе. Отсутствовала боль, отсутствовало страдание, притупились эмоции.
Лишь где-то далеко-далеко, за пока ещё не закрывшейся дверцей был слегка постанывающий застарелый гнев…
А потом неожиданно тряпка исчезла, и в глаза мне брызнул свет.
– Профессор, простите меня, но вы напрасно воспринимаете всё так негативно. – Это был Дрор, и кроме него в лаборатории больше никого не было. Утро это было или вечер, тоже неясно. – Постарайтесь понять нас правильно и разумно. Вы с самого начала возглавляли эту лабораторию, за что вам все благодарны. Ваше имя наверняка навсегда останется в науке. Для меня же вы не просто шеф, а учитель и образец для подражания. Никто этого отнимать у вас не собирается. Ваш метод дал поразительный результат… Вы, наверное, хотите что-то сказать? – Дрор грустно усмехнулся и покачал головой. – Подождите немного, я всё включу позже. А сейчас дайте мне до конца выговориться. Потому что потом я уже не сумею, решимости не хватит… Так вот, сегодня вы есть и вас одновременно нет. Современный человек ещё не привык к такому состоянию. Но вы победили смерть, и теперь сможете существовать вечно. И к этому человек тоже не привык. Хоть все мы и мечтаем о бессмертии, но мечтаем как о чём-то невозможном и сказочном. А сегодня это стало реальностью. И человек может стать по-настоящему счастливым. Остаться хотя бы в виде собственного бессмертного разума – разве этого мало?!
Что-то он гладко стелет. Наверняка совсем не о том говорит, что намеревался выдать поначалу, и я это сразу почувствовал. К чему эти общие фразы? Красивые слова, громкие… а какая-то в них гнильца и пустота всё равно чувствуются. Пока ещё ничего не понимаю, куда он клонит, но послушаем, что дальше скажет. Тем более, я и ответить-то пока не могу – он лишил меня этой возможности.
– Я догадываюсь, как вам сейчас нелегко, – продолжает Дрор, – вы лишились тела, привычных органов чувств, и весь ваш мир сейчас свёлся к этим компьютерам и приборам. Вы к этому не привыкли, и я отлично понимаю, что это для вас сегодня самое неприятное и неудобное. А ещё – новый статус. Да-да, статус, ведь раньше вы были весьма уважаемым человеком, к мнению которого прислушивались, даже светилом, а сегодня, по сути дела, должны начинать всё сначала.
