он не ощутил чего-нибудь оскорбительного для самосознания и самоуважения. Он ходил в школу, задумчиво созерцал игры детей во дворе, иногда посещал зоопарк и ждал чего-то.
Школа его совершенно не радовала. Там играли в замечательную игру. Грудились у Додика за спиной, по очереди тыкали кулаком и требовали угадать, кто именно тыкнул. Додик никогда не угадывал, хотя и старался. Интерес к нему быстро теряли. Если забыть об игре, о ежегодных хлопотах в мае, связанных с пропусками по болезни, школа вообще не вызывала у него никаких чувств. Там учили какой-то томительной галиматье. Причем каждый педагог, от толстопузого математика Иосиф-Исакыча, который, волнуясь, плевался так, что один старшеклассник однажды не выдержал и громко сказал: «Ребята, дайте мне полотенце!», до сушеной русички Карины Петровны, – каждый твердил о невероятной важности своей науки для постижения мира. Но объяснить что-либо толком они не могли. Додик был однажды свидетелем того, как его одноклассник, подававший некоторые надежды на ум, загадочный прогульщик и двоешник чеченской национальности по имени Увайс, подобрался к химичке Татьянке. Она славилась своим пониманием молодежи; Увайс был постоянно мучим то национальными, то экзистенциальными вопросами. «Татьяна Ар-р-ркадьевна!» – пророкотал он, тормозя ее в коридоре. Та хлопнула на него ресницами. Увайс еще минуту назад толковал Додику что-то о связи лени, или, как он говорил, «безмятежности», с философическим знанием. Кроме того, у него напрашивалась двойка в году по физике, математике и черчению. Химичка покосилась на его нахальные пробивающиеся усишки:
«Да-а-а…?».
Ей захотелось курить: маячивший неподалеку Маневич наводил на мысли о сговоре.
«Вы в математике петрите?» – начал Увайс издалека.
Химичка испугалась всерьез.
«Ну, сечете?» – переспросил он.
Ему, наверное, казалось, что так понятнее.
«Секу», – пересохшим ртом отвечала Татьянка.
«А она нужна?» – уныло спросил хитрый двоешник.
«Нужна», – выдохнула химичка.
«И мне?» – тут Увайс подбоченился.
Решив, что на мальчика обрушилось сексуальное созревание, химичка совсем напряглась и кивнула.
«И физика?».
Она кивнула опять.
«А литература?» – встрял Додик.
«Глупости какие-то… – растерянно сказала Татьянка. – У вас что, контрольные?»
Тогда Увайс смерил ее презрительным взглядом, махнул рукой и удрал. Химичка стеснительно покосилась на Додика. Но у него тоже исчезли вопросы.
«Глупости… – повторила она и закончила испуганно-наставительно: – Вы бы лучше о другом подумали… В стране перемены. Много перемен! Вам бы…» – она запнулась, покраснела и убежала.
Но жизнь огромной страны Додика тоже мало интересовала. Когда в школе объявили перестройку, он коротко сообщил об этом матери, та выдала ему анекдот: «перестройка-перестрелка-перекличка-перестук», и на этом обсуждение
