свободы пламенеяИ заглушая звук цепей,
Проснулся в лире дух Алцея —
И рабства пыль слетела с ней…
Обличительные строки Пушкина, направленные против тиранов древности (а на самом деле разящие современных!), как будто находят сочувствие у Тютчева. В них он видит пробуждение «духа Алцея» – греческого поэта-тираноборца VII–VI веков до н. э., – во время которого искры от «огня свободы» Божьим пламенем «ниспадали на чела бледные царей». Но далее в стихотворении, приветствуя способность Пушкина «вещать тиранам закоснелым» святые истины свободы, Тютчев в то же время призывает его только «смягчать» сердца царей, но ни в коей мере не «тревожить» их. Ратуя за спокойствие и рассудительность в поэтических строках, Тютчев категоричен в сохранении «блеска» царского венца, самой монархии.
В стихотворении «К оде Пушкина на Вольность» заметно, что политическое мировоззрение семнадцатилетнего Тютчева в ту пору отмечено чертами ограниченного свободомыслия, сочетающегося с твердой приверженностью к устоям русского монархического строя. Мало того, в пушкинской оде были такие места, которые заставили Тютчева – питомца стародворянского гнезда, принадлежащего к привилегированному классу, – с опаской насторожиться. Ему почудилось в словах Пушкина, что в «Вольности» тот слишком смело играет о огнем. Например, он в открытую напоминает тиранам мира, в частности царю Александру I, об убийстве Павла I в Михайловском замке в Петербурге 11 марта 1801 года.
То, что Тютчев написал – пусть даже и столь осторожный, по мнению друзей, – ответ на оду, способствовало его скорому определению к гражданской службе. Про стихотворение узнала маменька Екатерина Львовна и пришла в ужас: «Как мог мой Федор написать „тиранам закоснелым“, подумать только! А если прознаются про это в Петербурге? Ведь вот, Сашка Пушкин: уехал в ссылку на перекладных – Аракчеев небось не дремлет. Не помогут нам тогда и влиятельные родственники, и друзей нужных не сыщешь!»
Тогда-то и появилось прошение студента Тютчева о разрешении ему досрочно сдать экзамены за полный курс учения в университете. Маменька хотела поскорее убрать сына из университета, который она с некоторых пор не без основания считала рассадником крамольных мыслей. Так и оказался юный дипломат в карете, увозящей его в благонамеренную баварскую столицу.
Мировоззрение Тютчева характеризует и его стихотворение «14-ое декабря 1825», написанное им, скорее всего, во второй половине 1826 года по слухам и официальным сведениям, доходившим из России в Мюнхен. Но этому сочинению предшествовал более чем полугодовой отпуск, который молодой камер-юнкер (это звание он получил, кстати, в честь торжеств по поводу рождения великой княжны Александры, 14 июня 1825 года) с 11 июня того же года проводил в Москве.
«Увидел Тютчева, приехавшего из чужих краев, – записывал Погодин в дневнике 20–25 июня. – Говорил с ним об иностранной литературе,
