разнуздалась, и не только либеральная, но и консервативная… Обратилась в революционную, в том или другом направлении, но с тождественным мотивом „долой подлое и бездарное правительство, или бюрократию, или существующей режим, доведший Россию до такого позора“». Цензуру вроде бы никто не отменял, но СМИ просто перестают обращать на нее внимание, констатирует Витте. И его это возмущает.
«Ну, уезжайте, а мы погибнем»
Успех переговоров с японцами вскружил Витте голову. По мнению министра финансов Коковцова, из Америки обласканный мировым общественным мнением председатель комитета министров возвращается с мыслью о том, что «он спас Россию и призван быть теперь единственным вершителем всех ее судеб». Интересно, что собственные воспоминания Витте без ложной скромности подтверждают характеристику Коковцова.
«Вернувшись из Америки, я застал Россию в полном волнении, причем революция из подполья начинала всюду вырываться наружу; правительство потеряло силу действия, все или бездействовали, или шли врознь, а авторитет действующего режима и его верховного носителя был совершенно затоптан», – пишет Витте. В своих воспоминаниях он очень подробно описывает, насколько тяжелой оказывается политическая ситуация, причем обвиняет в происходящем буквально всех. Глава МВД Булыгин, по его словам, «пребывает в полной апатии», Трепов «дергает то направо, то налево», пресса «совсем изолгалась», общественные организации «не брезгуют никакими приемами, в особенности же заведомою ложью». Регионы, по словам Витте, уже взбунтовались: «Царство Польское находилось почти в открытом восстании»; Сибирь «находилась в полной смуте»; «Одесса также была совершенно революционизирована, потому что большинство ее жителей – евреи, которые полагали, что, пользуясь общею суматохою и падением престижа власти, они добудут себе равноправие путем революционным».
Еще Витте описывает, что в высшем свете популярны какие-то фантастические планы переворота (любопытно, что никто другой такого не помнит). Например, по словам Витте, некоторые монархисты обсуждают вопрос замены царя Николая II на его 14-летнего двоюродного брата, великого князя Дмитрия при регентстве его тетки, великой княгини Эллы. Республиканцы, пишет Витте, хотят сделать князя Петра Долгорукова, одного из лидеров Союза освобождения, президентом России. Наконец, самые консервативные журналисты, в том числе князь Мещерский, будто бы приходят к Витте и высказываются за введение конституции. Спустя всего лишь месяц Мещерский станет самым рьяным критиком конституционной монархии. Трудно сказать, то ли он резко поменял свои взгляды, то ли граф Витте выдумал свои воспоминания.
В этой ситуации всеобщей неразберихи, по словам Витте, к нему приходят самые разные государственные мужи и общественные деятели и просят спасти страну. Так, Витте вспоминает разговор с престарелым председателем Государственного совета графом Дмитрием Сольским. «Вы только один можете спасти положение», –
