мавра за его недоумковатость, – объяснил себе Геринг, умилительно созерцая диалог двух бывших сокамерников. Появился бы еще телохранитель фюрера группенфюрер Раттенхубер, который в качестве полицейского охранял их камеру, и в апартаментах фюрера разыгрался бы неподражаемый фарс. – Кто бы мог поверить тогда, что о тайных оргиях Шауба, этого полууголовника, с высокопоставленными немками будет судачить вся берлинская элита? В том числе – эсэсовская».
– Геринг, – заторопился Гитлер, как только Шауб наконец удалился умственно пережевывать услышанное. – Вы должны немедленно связаться с Берлином, разыскать Скорцени и отдать ему мой личный приказ… – Фюрер замялся, пытаясь как-то облачить свою решительность в словесную оболочку.
– Ваш личный приказ… – не удержался Геринг. И хотя это вырвалось у него случайно, рейхсмаршал сразу же заметил, что, по существу, скопировал Шауба.
– Словом, скажите ему, пусть приступает… Так и скажите ему. Скорцени поймет. Это мой приказ. Он должен… Мы еще не знаем, какие силы замешаны в заговоре. Где его центр и каковы истинные планы путчистов. Его миссия – заняться этим центром. Найти, раскрыть, искоренить… – Гитлер вновь запнулся и лихорадочно ощупал саднящее лицо. Руки его при этом дрожали, а движения туловища казались нескоординированными.
– Я скажу Скорцени, что он может приступать, – вновь пришел ему на помощь Геринг. – Скорцени из тех парней, которым дважды повторять не нужно.
Фюрер внимательно присмотрелся к выражению лица командующего люфтваффе. Ему очень не хотелось обнаружить хотя бы малой доли иронии. И Гитлер не обнаружил ее. Мало того, он вспомнил, что во время чествования Скорцени по случаю завершения операции по освобождению Муссолини Геринг снял с этого же парадного мундира «Золотой почетный знак летчика» и приколол к груди диверсанта. «Ваш подвиг, штурмбаннфюрер, – сказал он тогда, – войдет не только в историю германской диверсионной службы, но и в историю германской авиации».
– Вы не должны завидовать ему, Геринг, – неожиданно произнес Гитлер, взбудораженный этими, в общем-то безобидными, воспоминаниями.
– Исключено, мой фюрер. Я уважаю этого офицера. Он напоминает мне меня самого в былые годы.
– О приказе, который вы отдадите Скорцени, в ставке не распространяться. Я почти уверен, что среди заговорщиков есть и люди из моего ближайшего окружения. Иначе они не смогли бы вот так…
– Не смогли бы.
– В центре путчистов не должны знать, откуда на них грянет гром.
– Откуда он неминуемо грянет, – воодушевленно повторил Геринг, довольный тем, что отдать этот приказ фюрер доверил не Гиммлеру и не Кальтенбруннеру. Рейхсмаршал узрел в этом обнадеживающий признак: кажется, к нему возвращается былая благосклонность Гитлера[13].
Глава 15
– Вы уверены, что сигнал «Валькирия» поступает в части, училища и вообще туда, куда ему следует поступать?
– Он поступает, – пожал
Исторический факт. Приказ приступить к разгрому путчистов, а также первую достоверную информацию о случившемся в тот день в «Волчьем логове» Отто Скорцени, вернувшийся к тому времени в Берлин, получил именно от Геринга. Который, кстати, в случае гибели фюрера еще вполне реально претендовал тогда на его место в государственной и партийной иерархии. Возможно, фюрер обратился к посредничеству Геринга, подозревая Гиммлера хотя бы в косвенной причастности к заговору, о котором Гиммлер действительно знал.
