таблетки и решительно смела их в сторону. Курт спросил, можно ли ему пить апельсиновую газировку.
«Вы помните свой любимый напиток?» – обрадовалась Эльза.
«Да. И ещё свое имя. Немного, правда?»
«Уже хорошо. Пейте, конечно. В автомате вы её, может, не найдёте, но попросите в столовой за ужином – вам кто-нибудь принесёт из основной».
«Здесь много столовых? – Курт удивился. – Я думал, только эта».
«Есть ещё основная, в главном здании. Там едят сотрудники».
«Доктора?»
«Доктора едят в больничной, – сказала Эльза. Она взяла поднос, готовясь уходить. – А там – сотрудники. Вы сказали, у вас теперь появился куратор. Он вам всё расскажет и покажет».
«Соблюдаете секретность», – улыбнулся Курт.
«Постепенно вы всё узнаете», – почти как Капитан ответила Эльза.
Он слушал, как по коридору стучат её низкие каблуки, и размышлял о том, лечили ли от похожей на глубокую депрессию болезни, которую здесь называют одиночеством извлечённых, Лучика, рыжую и Капитана. Особенно Капитана. По нему не было похоже, что он может сидеть, оцепенев, в уголке.
– А вот и нет, – сказал Капитан. – Пирог и правда божественный.
– Тогда тебе надо объединиться в коалицию с дядей. Будете пикетировать кафе и лично Джерри.
– Ну, я вовсе не имею в виду такие радикальные методы… Завтра, может, зайдём к нему?
– Вечером? Давайте, – рыжей идея понравилась. – Давно у него не собирались всей компанией. Он будет очень рад.
Лучик кивнула и погладила дремлющего на подушке кота.
– Курт, ты достал переноску?
– Сейчас, сейчас…
Он рылся в шкафу, пытаясь одновременно не обрушить горы накопившегося там полезного и не очень хлама и найти требуемое. Но под руку попадались, как обычно, совсем посторонние вещи: велосипедный насос, коробка с салфетками, полотенца, утюг, батарейки, сложивший крылья сломанный ярко-зелёный воздушный змей. И много других, относящихся к понятию «посторонние» ещё больше – духовые трубки из полых костей птицы ои, низкорослый деревянный тотем, чёрная вода, запечатанная в пробирку, мутный кусок янтаря с разъеденным ржавчиной циферблатом часов внутри него, рыцарская перчатка-протез, странные, будто созданные из залитой эпоксидным клеем паутины или изморози серьги – откуда это? – в лакированной коробочке, засушенные зубастые цветы, так и не взошедшие здесь собранные им самим семена крюкохвата. И ещё одна окаменелость – крупный, лежащий на самом дне шкафа булыжник с выступающим, но намертво въевшимся в поверхность зеркалом с ручкой. Стекла в нём не сохранилось, только ставший по своему составу почти неотличимым от камня когда-то железный остов. Курт всегда хотел расколотить этот камень и посмотреть на обратную сторону вмурованного в него зеркала.
– Долго ещё?
– Сейчас…
