людях в непохожей на вашу одежде, которые спускаются здесь… или выходят отсюда, и в сумках у них – вовсе не бутерброды. Вам и не надо ничего этого знать – просто почините трубу.
Один из ремонтников – женщина – поднял вслед Лучик глаза. И бездумно стряхнул серый пепел в развёрстое жерло люка.
Предплечье правой руки, в которой Лучик несла пакет с покупками, скоро ненавязчиво заныло. После последнего рейда миновало уже вполне достаточно времени, чтобы растяжение прошло, но то ли апельсинов она набрала слишком много, пожадничала, то ли так ей теперь просто полагалось: невидимая стрелка сместилась за то деление возраста, где старые травмы периодически любят напоминать о себе. И не было ведь резкого скачка, был переход, организованный и плавный – даже не тряхнуло. Как там Капитан говаривает: потихоньку, по щепотке утекает в бесконечность… в никуда. Как монетки оплаты, как разменянная на них крупная купюра бытия. Платёж в рассрочку. Или просто надо было разложить апельсины в два пакета.
На широкой улице впереди заговорил автомобильный шум. И заворочалась толпа – проворная, рассеянная, тёплые и разновозрастные эманации торопливых человеческих существ. Они вообще-то были и в зданиях вокруг, но приглушённые плотностью стен. Толпа всегда звучала ярче. Лучик вдруг издалека выцепила в мельтешении тепла характерную светлую искру. Не прислушивалась, не искала – всё вышло само, как определение того, что начинается дождь, по удару капель о лицо и макушку. Инстинктивно ускорила шаг. Опомнилась, успокоилась и рассмеялась. Это же не джунгли, а город, дом – ни к чему тут спешить к соратнику, чтобы сбиться в группу.
…Тварь прыгнула сбоку из-за серой скалы, подмяла под себя, и Лучик заткнула ей пасть, держа винтовку на вытянутых руках. Заткнула железом, как палкой, и тварь взвизгивала и хрипела, а в глаза капала едкая пенистая слюна, и пахло почему-то палёными проводами и кислотой, как из автомобильного аккумулятора. Капитан, шедший предпоследним и оказавшийся позади твари, пробил бугристую чёрную голову ударом ножа. И оторопело смотрел, пока Лучик не скинула с себя обмякшее тело, не встала и не отряхнулась. Тогда она ещё не поняла, что потянула руку, а только обиделась на командира, который не дал ей вытащить свой нож и самостоятельно защитить свою жизнь, как полагается прошляпившему оборону бойцу, а оставил обязанной. Несерьезной была это тварь, хоть и очень быстрой, и почему-то пристрастной: пропустила троих из четверки и кинулась на замыкающего. Но Капитан сказал «Смотри-ка» и доверительно указал пальцем на нанесённую твари смертельную рану, и Лучик передумала обижаться. Обычно он обращался к Курту или рыжей, как к следующим за ним по старшинству, но Четвёртая сейчас – оружие на изготовку, взгляд цепкий и сосредоточенный – замерла впереди их цепочки, а Курт, как обычно, на правах самозванного старшего братца уже обнимал за плечи и заботливо ощупывал на предмет отгрызенных
