сзади, потому что он был надежнейшей опорой. А когда его не стало, начало достаточно серьезно поддувать. И ясное дело, что у меня с моей фамилией было возможностей больше сделать что-то для цирка, чем у людей с фамилией Петров, Рабинович или Сидоров. Потому что есть знакомства, есть память, есть уважение, отношение – целая цепочка причинно-следственных связей. И в цирке я работал уже три года – достаточно долго, чтобы быть в теме. Поэтому люди выбрали директором меня, спасибо им огромное за доверие. Другое дело, мало кто верил, что я долго продержусь. Я знаю, что и пари заключали, сколько я тут просижу. А вот – двадцать лет.
Поначалу пришлось тяжело. Не зная меня, многие считали, что я очередной «сынок», которого папа посадил на теплое местечко. Поэтому было много… не проблем, я не люблю это слово, а скорее вопросов, которые нужно было решать. Я вообще люблю говорить, что у меня или у нас (я себя от цирка не отделяю) нет проблем. Есть вопросы, и они все решаемые – так или иначе, с большей выгодой, с меньшей выгодой или без выгоды, но они решаемые все. Мне нравится фраза: если проблему можно решить с помощью денег, то это не проблема, это затрата. За всем стоят люди. Просто нужно с людьми встречаться, разговаривать… Бывает трудно разговаривать, тогда надо искать другие методы, но они есть, ничего нового придумывать не надо.
В моей жизни бывали разные ситуации. Я занимался бизнесом – тогда все им занимались, как-то надо было выживать, хотя по тем временам деньги на телевидении платили неплохие. Но у меня было двое маленьких детей, надо было как-то все выстраивать. Чем только я не занимался. И соки развозил мелкими партиями по магазинам, и детскими вещами торговал мелким оптом. Поэтому школу прошел серьезную. И стрелки, и бандиты наезжали, и партнеры кидали со свистом, и «заяву» писали в ОБЭП. Все было, и вспоминать это не смешно. Когда я стал руководить цирком, пришлось решать очень серьезные вопросы, одно время моим детям даже приходилось в школу ездить с охраной. А что поделать, цирк – это семнадцать с половиной тысяч квадратных метров в центре Москвы. На такой лакомый кусочек было немало желающих. Сегодня все по-другому. Всегда есть телефонный номер, который можно набрать, позвонить, поговорить и каким-то образом «разрулить» любой сложный вопрос.
Когда спрашивают, не жалею ли я о журналистской профессии, я отвечаю, что никогда ни о чем не жалею по одной простой причине – я себя люблю. О чем-то жалеть – это значит себя в чем-то обвинять, думать, что ты что-то сделал не так. А зачем мне себя ругать? Сделал и сделал.
В цирке мне сложнее всего было справиться, как ни странно, с ответственностью. Будучи журналистом, я привык отвечать за себя – я должен это сделать, я это сделал. Бывают, конечно, командировки, где с тобой целая съемочная группа, но это все равно максимум четыре человека, а в цирке – четыреста. И мера ответственности совсем другая. Когда ты это понимаешь, становится не по себе. Непросто осознавать, что отвечаешь за стольких людей. Но такая уж работа, тут ничего не поделаешь.
Сейчас наша задача – сохранить то, что мы
