для официальности:
– Мама, мне эта стукачка надоела! Больше я забирать ее с продленки не буду! Пускай сама идет домой! Или сидит там до ночи! Мне она надоела…
Через их головы я посмотрела на себя в зеркало – нет, ничего страшного. Только синюшно-бледная.
– Мама, он сам придирается, сначала шкодничает, а потом говорит: не буду я с тобой мириться!
Они боевито препирались между собой, напористо качали права, но я их плохо слышала. Будто ваты в уши натолкала. Или гром над головой грохнул. Гром небесный…
Всем по ириске, а тебе очистки. Незапамятно давно Витечка любил меня и называл Иришка-Ириска. Ириска. Он говорил, что у меня глаза как ириски, коричневые, мягкие, сладкие.
Всем по ириске, а тебе очистки.
Нет, Ириска, все тебе очистки.
– Мама, ты слышишь меня? – дергала меня за руку Маринка. – Галина Лаврентьевна сказала, что родительский комитет велел собрать со всех по три семьдесят на украшение класса. И ты забыла сдать мне за завтраки три тридцать. Галина Лаврентьевна велела положить деньги в конверт и булавкой застегнуть мне в карманчике. Ты не забудешь?
– Постараюсь…
– А где отец? – спросил Сережка.
Где отец? Действительно, а где сейчас наш отец?
– Папа уехал в командировку…
– Мне хочется заплакать – и не могу, – сказала я Людке. – Слезы пропали…
Она сочувственно хмыкнула:
– Ну, об этом не беспокойся – еще наплачешься вволю.
– Что же мне делать? – растерянно спросила я.
– Наплевать, – решительно посоветовала Людка. – Куда он денется? Побесится месяц – приползет на коленях.
– А я что? Что мне-то делать, когда он приползет? На коленях. Или верхом…
– Набить ему фейс, то есть физиономию, часок подуться и сразу же простить.
И поскольку я подавленно молчала, она решила пояснить мне существо вопроса:
– Витечка – мужик воздушный, слова у него – зефирный пар, дела – на нуле, а фанаберий – выше крыши! Ему без тебя в этой жизни хана! Покрутится маленько на хвосте, погарцует, а потом ему молодка обязательно скажет: если ты такой умный – покажи свои деньги!
Странное ощущение – нечем дышать все время.
Людка быстро тараторила что-то оптимистически безысходное.
Я завидую моей неунывающей подруге. Скоро сорок, а ей хоть бы хны! Людка, одно слово… Живет весело, стремительно, на послушного мужа не обращает внимания. Дружит с «сыроедами», «голодарями», экстрасенсами, йогами, преподает в институте физику, изучает дзен-буддизм, ходит в турпоходы со студентами, раз в три года – что-нибудь экзотическое по линии международного туризма. И утешает меня и себя самодельного изготовления мудростью.
– Все счастливые семьи несчастны по-своему…
А я сидела неподвижно, прикрыв глаза, слушала ее, и было у меня ощущение, что я падаю в себя,
