мгновенно откликнулись возмущёнными возгласами.
– Да ладно! – отмахнулся оратор. – Небось, не с луны свалился. В садик ходил?
– Ходи-и-и-л, – врастяжку подтвердил Тима. Губы плохо слушались с мороза.
– Вот! – торжественно поднял палец Герой. – Стало быть, в курсе… Но не буду, не буду…
Тима кивнул, словно позволяя продолжать.
– Писатели – самые затюканные из профессий искусства! Это я утверждал, утверждаю и буду утверждать! – докладчик азартно припечатал ладонь к столу, за которым сидел. – Сначала их учат правилам в немыслимых количествах. При этом они обязаны читать произведения других писателей в лошадиных дозах. Произведения дают не в степени талантливости, а из соображений каких угодно. Чаще всего мерилом успеха служит степень популярности автора. Читали Аверченко? Нет? И не прочтёте! Это антисоветский автор монархической направленности. Плевать, что он пишет лучше самого Чехова! У него нет тиражей и он обречён на безвестность. И учтите, что Чехова раскрутили, а Аверченко всего добился сам. И только когда студентам напрочь отобьют охоту к чтению и сочинительству таким насилием – им будет позволено писать самим. Однако, и тут над ними будет висеть острый меч идиотической критики. Редактор влезет в творческий процесс по самые локти. Посмотрел бы я на художника, которого всё время толкают под руку – не так, не по правилам, не принято, публика не поймёт, критик не одобрит, цензура против, а я, редактор – запрещаю! Попробуй, влезь к Сальвадору Дали и намекни, что так не пишутся картины. При этом – любого писателя правит любой редактор. Почему у произведения редактор непременно изменит название? Назовите повесть – «Синяя метель». К примеру. Вам непременно скажут, что метель не бывает синей, а назвать просто «Метель» – эпигонство и жалкое подражание. Объясняю. Довелось мне изучать материалы Нюрнбергского процесса. Страшные вещи. Нечеловеческая жестокость. Действительно жутко. И один эпизод я здесь приведу.
Человеколюбивые Шамиль и Равиль глазами указали на Тиму, но Герой отмахнулся – Я его не держу. Пусть уходит. Да ведь он сам писатель. Ему полезно.
Тиме стало лестно, что его назвали писателем. Хотя он только-только осваивал азбуку. Кочегары переглянулись. Тима присел на перевёрнутое ведро у стены, рядом с лопатами. Котельная топилась углём, доставленным судами с Большой Земли. Строение вечно окружали горы угля и шлака.
– Как это он писатель? – засмеялся Шамиль. – Малый, может, ещё только буквы учит…
– А потому он писатель, – поучительно вещал Герой, что он умеет писать буквы. Вы писатель, если вы знаете азбуку. Никого же не смущает, что первые джазмены нот не знали? Это не мешало им быть музыкантами. Не позволяя мальчику именоваться писателем, вы поддерживаете двойные стандарты.
