онкая кисея облаков заслоняла звезды, делая тьму временами и вовсе непроницаемой, но в облачной дымке прятался тонкий серп стареющей луны. Воздух под этим куполом, в полном безветрии, казался душным и вязким, его густо наполнял аромат ковыля, полыни и пряных летних трав, поднимавшийся от перегретой земли. Казалось, что небесная твердь даже гудит, едва слышно, подобно котлу, над которым дуют звездные ветры Вселенной. На самом деле степь наполняли ночные звуки. Звенели цикады, шуршали еле слышно змеи и ящерицы, издавали свист и щелкающие звуки полевки, суслики и тушканчики. Светлячки, будто пытаясь заменить скрытые за облаками звезды, загадочно мерцали в зарослях.
Для большого тушканчика, осторожно выбравшегося из норы, света луны вполне хватало, ведь миллионы лет эволюции научили его предков безошибочно ориентироваться в ночной степи. А когда зрение не справлялось с определением источника возможной опасности, помогал слух. Зверек приподнялся на длинные задние лапы, принюхался и прислушался, поводя огромными ушами. Глаза его всматривались, отмечая привычную картину, как тянутся слева распаханные поля, покрытые волнами пшеницы, овса, проса, а справа полоса степи сменялась лесистой низиной, в которой за густым кустарником пряталось длинное соленое озеро. Но что-то встревожило ушастого зверька, словно воображаемый гул небесного котла стал для него чем-то вполне реальным.
И вот физический гул действительно донесся с юга – по шоссе на приличной скорости мчался автомобиль, толкая перед собой звук старого мотора, а позади оставляя вонь выхлопных газов. Над дорогой показался свет фар, отбрасывая подвижные тени от травы и клубящейся мошкары. Зверек в страхе застыл, а потом, на всякий случай, прижался к остывающей земле пушистым брюшком. Но волновался он зря – страшная машина-зверь без остановки промчалась мимо, оставив в ночном воздухе оседающую пыль, запах разогретой резины и бензинового угара. Тушканчик снова осторожно приподнял голову и почесал укушенный блохой бок. Блох в этом году развелось особенно много. Это тушканчика заботило куда больше, чем промчавшийся автомобиль.
Парень, сидящий за рулем старого «жигуленка» четвертой модели, выкрашенного в цвет спелого баклажана, выжимал из плохо отрегулированного мотора все возможное. И хотя способен он был уже не на многое, стрелка спидометра все равно уверенно держалась возле отметки сто десять километров в час. Номера на машине висели здешние, да и внешность парня выдавала в нем сына степей. Из динамиков радиоприемника лилась музыка, причем композитор, ее сочинивший, тоже был вдохновлен местным колоритом – звуки домбры и кабыза переплетались с современными европейскими ритмами. Парень за рулем негромко подпевал солисту по-казахски, отсветы индикаторов на приборной панели контрастно высвечивали его миловидное лицо с раскосыми, но крупными глазами. Черные прямые волосы были стянуты в тугой длинный хвост. Нефритовые четки из тридцати трех бусин оплетали его левое запястье.
Затем начался выпуск новостей, парень наклонился к приемнику, сменить волну, отвлекшись от дороги всего на миг, но и этого оказалось достаточно – из полосы кустарника вырвалась похожая на дракона тень и метнулась к шоссе. Водитель заметил ее слишком поздно, только успел снять ногу с педали акселератора и судорожно надавить на тормоз. Но для остановки этого уже не хватило. Выжать сцепление парень забыл, поэтому движок хрюкнул и заглох, машину понесло по пыльной дороге юзом, скорость падала, но недостаточно быстро. Водитель попытался удержать ее на трассе, поворачивая руль, но это не помогло. Через мгновение произошел сильный толчок, автомобиль словно налетел на упругую стену, которая приняла удар, а потом что-то тяжелое, но мягкое навалилась на капот, сминая его. От страха парень инстинктивно закрыл глаза. Если бы не ремень безопасности, он непременно ударился бы грудью о руль, а так лишь голова резко качнулась вперед, неприятно потянув мышцу на шее.
Машину от удара закрутило, водитель растерялся, и вместо того, чтобы отпустить тормоз, сильнее нажал на него. Из-под заблокированных колес в воздух взмыли клубы пыли и дыма, машина, окончательно предоставленная воле действующих на нее сил, все-таки сорвалась в степь и лишь там остановилась, выломав в кустарнике брешь. Не перевернулась она только чудом.
Водитель отстегнул ремень и, перемежая казахские ругательства с русскими, выбрался из машины. Был он худым, даже тощим, высоким и очень молодым. На вид ему и двадцати не исполнилось. Чуть прихрамывая на левую ногу, он обогнул машину, изучая повреждения. Из-под смятого капота, наскочившего краем на треснувшее лобовое стекло, выбивался пар, правая фара погасла, лобовое стекло было густо забрызгано кровью и желтоватыми фрагментами мозга. Но водителя это не испугало, он прекрасно понимал, что сбил все-таки не человека, а какое-то животное, и вероятнее всего, потерявшегося верблюда, сбежавшего с одной из ферм. Мелькнула мысль: «В Эмиратах за сбитого верблюда смертная казнь. Хорошо, что я не в Эмиратах».
Так и было, сбитое животное оказалось старым двугорбым верблюдом. Ударом тушу откинуло на обочину, и в темноте ее почти не было видно. Приглядевшись, парень заметил, что от головы животного ничего не осталось. Видимо, перед самым
