все сделал сам?»
– Тем не менее честь зарезать тех, кого мы считали своими друзьями, выпала именно нам, – говоришь ты.
Отец горбится еще сильнее. Тебе вдруг кажется, что он стал меньше ростом. Это почти пугает, но… этот согбенный старик упрямо стоит на своем.
– Да. Это честь выпала именно вам, Уллайн. Так уж вышло. Любой, кому пришлось бы совершить такое, был бы несчастен. Но кто-то же должен это сделать. Это. И все остальное.
Неприятный голос, неприятный тон… горький, резкий, язвительный…
– Сделать. И быть несчастным? – вырывается у тебя.
– Это ваш долг, – отвечает он.
«А ведь мечталось, что все будет красиво…»
«Кровавая династия должна быть смыта кровью».
Один из первых ручейков тебе предстоит пролить прямо сейчас.
Рукоять клинка холодная, как могила, а лезвие острое… очень острое… достаточно одного движения. Только одного. Этот бедняга и понять-то ничего не успеет…
Он сидит и ждет своего последнего посвящения. После которого он примкнет к заговору уже с полным правом. И будет сражаться со всей возможной доблестью, защищая своего господина и сокрушая кровавую династию. Он и представить не может, чем будет для него это самое «посвящение». Оно и к лучшему, что не может.
Подобранный на улице голодный, нищий мальчишка… мальчишка, которого подбирает добрый господин граф, подбирает, чтоб воспитывать наравне с собственным сыном… мальчишка, душой и телом преданный своему господину, готовый жизнь отдать за него… если бы он только знал… лучше ему до самого конца ничего не знать. Если бы тебе довелось оказаться на его месте, ты бы предпочел не знать. Впрочем, нет, ты бы предпочел вовсе не быть. А он…
Ты стоишь и ждешь, пока рукоять согреется в твоей руке, но она остается холодной.
Ты и не думал, что это будет так трудно. Но ведь недаром же говорят: «Клятва, которую легко исполнить, не стоит потраченного на нее времени».
– Иди, – говорит отец. Поникший, усталый… непреклонный.
– А тело? – спрашиваешь ты. – Его нужно куда-нибудь… или оставить там?
– Не будет никакого тела, – отвечает он. – Кинжал магический. Все, что останется, – горсть пепла. Я сам позабочусь о том, чтоб ее убрали. Иди же! – повторяет он, и ты выходишь из дома.
Исполнить долг. Убить. Оставить от своего двойника горсть пепла. От того, кого считал своим будущим оруженосцем, соратником, кто мечтал сражаться с тобой, заслонять тебя своим телом… кто, быть может, готов был погибнуть ради тебя… что ж, ради тебя он и погибнет, вот только…
Ты идешь и думаешь о том, что случилось полвека назад. Что стало твоей жизнью с момента рождения. Как только ты смог хоть что-то понимать – тебе рассказали об этом. И наложили заклятие молчания, чтоб не сболтнул лишнего. А так хотелось похвастаться! Ну хоть кому-нибудь!
Некоторые рождаются для того, чтоб всю жизнь повиноваться, другие –
