подкатившуюся обиду. Так, ясно. Проявить заботу, то есть… У самого не получается, так гостя подставляет, из долга гостеприимства, значит! Нашёл подстилку! Пошёл вон! – едва не выкрикнула вслух. Глаза выдали негодования, заблестели от обиды.
Её заминку, перелом настроения уловил гость.
– Светлана Ивановна, это вовсе не обязательно делать. Но если нам по пути, то я с удовольствием с вами прогулялся бы по городу. Давно здесь не был, да и есть, о чём нам с вами поговорить.
Светлана подавила вспышку гнева.
– Хорошо… Пожалуй… – согласилась она и с сожалением посмотрела на телефон. «Не позвоню Толе. Может с города откуда?..»
Андрей Андреевич вернулся от Мáлиной в расстроенных чувствах. В тайне он желал, чтобы она отказалась, а лучше – послала бы их… Ведь Светлана поняла, что к чему. Тогда и с его стороны были бы соблюдены все формальности гостеприимства. А тут! Хоть и просквозило в её глазах негодование, а не отказалась.
Это он, Кент, настоял на том, чтобы он свёл его со Светланой. У него к ней, видите ли, есть вопросы, они желают с нею побеседовать и в непринуждённой обстановке, на прогулке. Предлог! – и нас в том никто не разубедит.
Андрей Андреевич сел за стол и резко снял с телефона трубку.
И она: ах-ох, как вы могли! – тут же: пожалуй… Ух! – недотрог, паинек из себя корчат, а как подвернулся момент – пожалуй.
Набрал номер, и в трубке послышался голос Прокудина.
– Ты один? – спросил Андрей Андреевич резко. – Ну как, Феоктистов не поделился с тобой своим секретом?.. Отшучивается? Он дошутится. И ты вместе с ним… Что он вознамерился дальше делать и куда со своим прибором направиться?.. Так-так. Совсем парень оборзел. Причём тут Шпарёв и руководство комбината?.. – почесал в раздумьях высокие залысины и стал прощаться: – Ладно, Женя, я всё понял. Пока. – Недослушав прощального слова, нажал на рычаг.
Тут же набрал другой номер.
– Да, Блат-штейн слушает, – услышал он размеренный голос с мягкими интонациями, как у одессита.
– Я по Феоктистову Яков Абрамович.
– Что с ним?
– Завтра он будет заниматься вами, то есть управлением комбината и АТПр.
– Причина?
– По делу Шпарёву.
– О, тогда ты не ошибся, тогда мной. Шпарёв был моим личным подопечным.
– Феоктистов считает, что вы там приложили руку к его гибели, или довели до самоубийства.
– Какой вздор! Совсем у этого следока крыша съехала, – возмутился Блатштейн. – Пора его ставить на место, приземлять. У тебя всё?
– Да.
Яков Абрамович на секунду замолчал. Андрей Андреевич терпеливо ждал.
– Слушай, позвони Прокуднику-поскуднику, узнай, где Феоктистов? И тут же позвони мне.
– Хорошо, Яков Абрамович.
Выяснение
