style="font-size:15px;"> – Кручусь и верчусь, – сказала мама.
– Все крутятся и вертятся, – поддерживали соседи.
– На чем же вы все-таки спите? – не отставала Мирзоян.
– С окон снимаем и спать ложимся.
– А потом?
– Потом снова приколачиваем.
– Так каждый день и приколачиваете?
– В матрасе уже полно дырок. Остается только повесить на гвозди. Мы люди не богатые и не гордые.
– А вы сказали: приколачиваете, – вмешался Ливерпуль.
– То вешаем, то приколачиваем, – говорит мама.
– Бедные матрасы, – посочувствовал Ливерпуль, – навряд ли они войну продержатся.
– Вся жизнь у людей изменилась, даже вещи не на своих местах оказались, – сказала Мирзоян.
– И беседуем во мгле, – сказал Ливерпуль.
Дверь была не заперта, и кто-то вошел к нам на веранду.
– Эй, кто здесь есть? – закричали с веранды.
– Что там опять такое? – спросила мама.
– Ваш пятилетний сын по улицам разгуливает, – ответили с веранды.
– Ах, вечно он сбегает, – спохватилась мама, – вечно он в движении!
«…Кручусь я и верчусь. И ничего не видно!» – распевал Боба на веранде.
Мама уже была там.
– Я вообще не люблю ничего плохого, – объяснял Боба, – когда темно, когда нет света и когда ничего не видно.
– Можно подумать, что он один всего этого не любит, – отвечала мама из темноты коридора.
– Я ходил искать свет, – оправдывался Боба.
– И нашел? – насторожился управдом.
– Нигде нету света, – сказал Боба.
– Вот видите, кругом порядок! – сказал управдом.
– Тогда дайте мне красную повязку, – сказал Боба.
Старик Ливерпуль сорвал свою повязку дежурного и повязал Бобе на рукав.
Даже в темноте было заметно, как Боба загордился. «Завтра я у него эту повязку отберу», – подумал я.
Расходились соседи. Свалили стул с грохотом. Кто-то ушибся.
Мы сняли наши матрасы.
Окна были раскрыты, и небо черное.
На улице ни огонька.
Мне не спалось.
Было душно. Бродил в небе слабый прожектор.
«У всех свое затемнение, – думал я, – у каждого по-своему».
У старушек Добрушкиных ковры висят.
У Груниных шторы.
У Мирзоян фанера.
У дяди Миши картон.
У Фалалеевых рекламные противопожарные щиты.
У старика Ливерпуля доски, остаются щели, и его несколько раз предупреждали.
У дяди Гоши окна завешены шалями, и меня всегда интересует, откуда он набрал столько шалей.
У Алиевых одно окно, они к нему прислоняют шкаф. Не лень людям шкаф двигать каждый вечер. Зато никогда в жизни осколки им в комнату не влетят,
