отвести от себя подозрения, начал громко ругать немцев и полицаев, утверждать, что о них скоро узнают партизаны и им несдобровать. Такое его поведение не понравилось немецкому офицеру, и он из пистолета расстрелял его. Когда же возле убитого проводили отца и дядю Парфена, полицай, показывая на Нестора, сказал другому полицаю: «Этого мужика напрасно убили. Он был наш человек». Из каких социальных слоев Нестор и почему он оказался холуем фашистов, я не знаю. Он сделал зло другим, за что и поплатился, причем от руки того, кому он так усердно служил.
Не дожидаясь наступления темноты, опасаясь нападения партизан, немцы и полицаи заблаговременно уехали на мотоциклах и подводах в районный центр, прихватив с собой несколько свиней, не один десяток кур, яиц, и, конечно же, самогон.
На следующий день троих убитых патриотов односельчане похоронили в братской могиле на кладбище в сосновом лесу. Пусть вечно будет им земля пухом. Вечная им слава!
Таким печальным оказался день первого посещения фашистами нашего небольшого поселка.
Еще более бесчеловечный и кровавый след оставили каратели СС и полицаи в селе Кирилловка, где произошло вооруженное столкновение с партизанами. Фашисты, чтобы отомстить и запугать население, арестовали несколько десятков мужчин, женщин, парней и девушек, поместили их в сельский клуб и круподерню, забили досками окна и двери, облили бензином и заживо сожгли. Одновременно были сожжены многие дома советских активистов и подозреваемых в связях с партизанами.
В селе Папаха по доносу предателя эсэсовцы схватили и прилюдно повесили двух комсомольцев – связных партизан. Разные карательные операции с уничтожением населения и их домов фашисты и полицаи проводили во многих селах Белоруссии, России и Украины. Особенно там, где на них нападали партизаны. Поняв это, партизаны делали засады подальше от сел, на лесных дорогах, внезапно нападая и уничтожая нелюдей. Немцы очень боялись передвижений по таким дорогам, ночью вообще не заходили на них.
Второй раз в наш поселок зашел обозный отряд мадьяр и с ними несколько немцев и полицаев. Это было летом 1942 года. Тогда донесли только на нашу семью. Как потом выяснилось, донос сделал староста Мина. В наш дом зашли мадьяры и полицай, сразу же всё обыскали, повязали веревками отца и мать, начали бить нагайками и палками, спрашивая о партизанах. Провели их по улице через всё село, сопровождая побоями. Меня в нашем дворе мадьяр сильно ударил нагайкой. С испугом я выбежал со двора и убежал. В первые два дома меня не пустили, боялись, что из-за меня могут расстрелять и их семьи. Только в третьем дворе меня взяла к себе старенькая бабушка Мигда, сказав своим невестке и сыну:
– Откуда они узнают, чей это ребенок. Скажем, что наш сын.
Она отвела меня в дом и уложила в постель. Я быстро крепко уснул. Разбудила меня бабушка перед вечером и сказала: «Твои мама и батько живы и уже дома. Можешь идти к ним». Возвратившись домой, я увидел лежавших на кроватях сильно избитых, окровавленных отца и мать. Их охранял немец
