достал из-за шкафа штатив для фотоаппарата и стал устанавливать его на то место, куда показывал прежде, у двери возле окна. Привернул на него небольшую площадку.
– Несите сюда прибор.
Феоктистов на столе вынул из тубы трубу, из футляра бинокль и поднёс. Бердюгин прикрепил трубу к площадке ремешками. Затем стал монтировать к трубе поданную Анатолием половину бинокля, при помощи четырёх защёлок. Вернулся к сейфу и извлёк из него небольшой продолговатый прямоугольный предмет – электрический понижающий напряжение выпрямитель. Поставил его на подоконник, подключил от него провода вначале к сети, потом к прибору.
– Ну вот, и готово. Сейчас мы настроим его на то место, где мы с вами сидели. Так. Садитесь.
Феоктистов прошёл и сел за стол. Бердюгин некоторое время устанавливал прибор, поворачивая его из стороны в сторону на штативе. Потом замер, настраивая резкость. Феоктистов настороженно наблюдал за ним. В приборе за линзами, переливаясь, мелькали какие-то огоньки.
– Ну что же… Кажется, вы безгрешны, – сказал Бердюгин. – Над вашим челом нет ни одной души. Нет грехов.
– Что вы имеете в виду?
– Убийства, смертей…
– Есть, – не согласился Феоктистов. – Одна. При задержании два года тому назад убил одного мокрушника. Он меня тогда тоже ранил. Меня и моего товарища, Мишу Михалева.
– Помню тот ваш случай, сам оперировал вас и Михаила, – сказал Бердюгин и стал смотреть продолжительнее. Потом поднял голову и отрицательно покрутил ею. – Нет, Толя, если верить аппарату, то – нет.
– Как нет! Я ж его сам…
– Нет, Анатолий, не вы. Видимо, кто-то другой. У вас голова чистая. Так, лёгкий ореол…
Анатолий несколько обрадовано и в то же время недоуменно посмотрел на доктора и на прибор.
– Неужели Миша?.. Он же сам был тяжело ранен.
– Ну, чего не бывает… Теперь, давайте, я сяду.
Бердюгин прошёл к столу, Феоктистов – к прибору, чему-то улыбаясь: от проведённого опыта на душе как будто бы стало легче.
Феоктистов припал к прибору, лицо его начало вытягиваться.
– Ничего не понимаю!.. – удивлённо проговорил он.
– Что? – спросил Бердюгин.
– Над вашей головой, словно нимбы из нескольких колец…
– Хм. Вполне возможно, – спокойно ответил Бердюгин. – Ведь для многих умерших я последний, кто прикасался к их телу, к трупу… Вот оттого-то, наверное, у меня так часто болит голова, порой, её как будто бы обручем стягивает, или верёвочной петлёй, – пожаловался он.
В коридоре послышались шаги, стук кованых сапог.
– Идут! – полушёпотом сказал Феоктистов. – Я у окна, а вы их принимайте. Заговорите их чем-нибудь из сверхъестественных сил, религией. Бывают, мол, случаи… ну и так далее.
– Хорошо, хорошо…
Стоя у окна, Феоктистов принял задумчивый глубокомысленный вид.
