был только один выход – держать себя в руках и не подавать вида, что бы там ни случилось. Она достала из холодильника остатки жаркого, приготовила на гарнир фасоль, и они вдвоем поужинали перед телевизором, где показывали фильм. Патрик по привычке жадно проглотил мясо, не отрываясь от экрана и совершенно не смущаясь того, что сидит рядом с нею после всего, что содеял час назад. Наверное, он уже привык, подумала Луиза, чувствуя, как у нее скрутило живот… наверное, это стало для него самым обычным делом, и угрызения совести его давно не гложат…
И хуже ничего не придумаешь: все было как обычно – семейный вечер, такой же, как тысячи других, только теперь она ненавидела его за то, что он разом разрушил обыденность, к которой она давно привыкла.
Чего же ему еще надо? Неужели он любит эту Изабеллу? Неужели хочет перебраться к ней? Может, как раз сейчас он сидит и думает, как сообщить эту новость.
При мысли об этом Луиза подавилась – и глотнула воды.
Она представила, как эта бедняжка обедает в одиночестве в своем неказистом доме, и ей стало лучше. По крайней мере, можно спокойно доесть ужин.
Луиза закончила мыть посуду, и, сославшись на мигрень, отправилась спать пораньше. Лежа в одиночестве в их темной спальне, она наконец разрыдалась, потому что ждала возможности снять напряжение с той самой минуты, как вернулась домой, – ждала как избавления.
Щеки ей ласкал задувавший в окно свежий ветерок, насыщенный запахом влажной травы. Ей хотелось дышать и дышать, чтобы вобрать в себя весь воздух с улиц, отобрав его у других обитателей города. Заставив их тихо задыхаться.
Лужайку перед домом освещали фонарики из кованого железа по обе стороны подъездной дорожки. В особняке напротив – через улицу, Марион Леруа стояла у себя на кухне со стаканом в руке.
Луиза и Марион были добрыми подругами. Бенжамин, старший ее сын, был ровесником Антуана, а Зое, младшая дочь, и впрямь походила на маленького ангелочка, такого очаровательного, что Луиза даже сожалела, что у нее нет столь очаровательной дочурки. Луизе вдруг захотелось побежать к ней и все рассказать, чтобы снять с души груз. Но она знала – ей не хватит сил. Да и потом, не могло быть и речи, чтобы об этом узнали другие.
Снова почувствовав тревогу, она прижала руку к груди и прислушалась к своему дыханию. Оставаться в этом доме больше нет сил – надо бежать. Сумочка лежала на стуле в глубине комнаты, она взяла ее, а походя захватила из шкафа туфли с черной жакеткой. Чтобы ненароком не попасться на глаза Патрику, она решила вылезти в окно, при этом ее разбирал смех: уж слишком нелепо все это выглядело… В гостиной у Леруа находился какой-то мужчина – Луиза его не знала. Марион сидела за обеденным столом и что-то говорила ему с нескрываемым раздражением, широко размахивая руками. Луиза постеснялась справиться, все ли у них в порядке, вместо этого она прокралась к своей машине – и рванула с места, молясь, чтобы Патрик случайно не оказался у окна, поскольку она знала, что долго не устоит – и поддастся на его уговоры.
