нож где возьмёшь? – спросила Птица.
– А вот он, – Молчун расплылся в улыбке и вытащил из воротника своей куртки короткое, но очень острое по виду шило.
– Нож – это хорошо, – Ватрушка кивнул. – Это даже очень-очень хорошо… Но куда бежать? Далеко ты по сугробам упрыгаешь?
– Угоним фоб, – немедленно предложила Птица. – Один у них точно есть, нас на нём привезли… В Транспортном корпусе на таком мобильные платформы осваивают. Я бы справилась.
После этих слов все трое посмотрели на меня, словно за мной было решающее слово.
– Мне не очень нравится эта идея, – призналась я.
Кроме того, квадратная монетка на чёрном шнурке греется под одеждой, о чём я не собираюсь вам сообщать. А интуиция вообще вопит, словно бешеный мозгоед, требуя сидеть на месте и не дёргаться.
– Давайте не будем торопиться. Надо всё-таки разобраться в том, что здесь…
– Да что мы её слушаем? – вспылила Птица. – Она же предательница. Надо её с собой забрать и сдать Службе безопасности, там знают, что с такими делать.
– Это мысль… – пробормотал Молчун и посмотрел на меня нехорошим взглядом.
Мне стало дурно.
– Неправда, – сказала я обиженно и испуганно. – Я не предательница. Они ошибаются, разве вы не видите?
За всеми этими спорами я, мало того, что пропустила конец разговора за стеной, так ещё и не заметила, что сам разговор как-то вдруг закончился, а дверная ручка медленно опускается.
– Время вышло! – оскалилась Птица и, выхватив у Молчуна шило, рванула к выходу.
Не знаю, почему я винила себя за то, что произошло дальше. Моей вины в этом не было. Не я кинулась с ножом на вошедшего. Не я полоснула по чёрному сильному телу. Не я приставила Соратнику нож к горлу и под крики толпы пробивалась к фобу. Я вообще не делала ничего. Не могла. Меня плотным захватом держал Молчун, радостно бормоча при этом, что уж теперь-то его обязательно возьмут в Фамилию, а дырки пусть другими затыкают.
Ничего из этого я не делала. Испугалась очень сильно – это правда, но… но совесть грызла мои внутренности нестерпимо и болезненно. Намекая мне на то, что надо было рассказать о маячке сразу, а не тогда, когда стало уже поздно.
Я в самом деле не понимаю, как трое подростков, самому старшему из которых было не более шестнадцати лет, смогли захватить двух заложников – меня и Соратника – и прорваться к фобу. Не последнюю роль в этом деле, полагаю, сыграло то, что у горла Соратника все время находилось шило Птицы. Девчонка скалилась на окружающих и ни у кого, даже у меня, не возникло сомнений в том, что она не раздумывая воспользуется своим оружием.
А может быть, всё дело было в том, что парень крикнул на чужом языке:
– Не стреляйте! Не смейте стрелять! Во имя неба, неужели вы не видите!? – не знаю, что уж они там должны были увидеть, но в нас действительно никто не выстрелил. Хотя толпа продолжала плотным медленным кольцом двигаться за нами. Соратник не сводил с меня тёмного взгляда и быстро-быстро
