передвигая ногами, приводит его в движение, а сам не подается ни назад, ни вперед: ступени колеса ежеминутно под ним переменяются, а он, в величественном могуществе своем, остается все на одном и том же месте. Вот все, с чем начинают службу и доходят потом до штатного места, где уже ожидают возможность применить на практике теорию искусства брать взятки.
Но вы, быть может с обиженным самолюбием, подумаете, что я, говоря все это, желаю унижать почтенное звание, к которому и сам имею если не честь, то по крайней мере удовольствие принадлежать. На это я вам возражу следующим образом.
Известно, что храбрость, по сознанию целого человечества, есть первейшая добродетель, а мы, милостивые государи, не краснея от излишней скромности, можем сознаться, что нет на земле существа отважнее взяточника, – позвольте в вашем почтенном собрании употребить это название: мы не собираемся друг друга укорять и уличать.
Что обыкновенно удерживает людей в страхе? Суд Божий, суд гражданский и суд общественный, то есть потеря доброго имени; вот три главные пружины, которыми смиряются страсти и управляется механизм нравственности народной. Они останавливают смельчака, готового на все решиться; они укрощают даже свирепость воина среди ужасов самой битвы и понуждают руку, облитую кровью врага строптивого, простираться на помощь врагу покоряющемуся. Но сколь слабы сии пружины для удержания лихоимства! Признайтесь, милостивые государи, кому из нас придет мысль вспомнить о Боге и совести, когда проситель предлагает дань добровольную, чистосердечную? Кто устрашится суда Уголовной палаты, будучи твердо уверен, что в председателе и членах этой палаты найдет людей, сострадающих к участи себе подобных или даже обладающих высшей гениальной способностью брать взятки с самих взяточников. В таком случае какой скряга-взяточник не преклонит пред ними колена с благоговением и покорностью! Найдется ли между нами один столь малодушный, чтобы затрепетать от ужаса или хоть от стыда, когда и Уголовная палата (от чего, впрочем, боже сохрани!) объявит громогласно, что такого-де исключить из службы и впредь ни к каким делам не допускать? Кто тогда не покорится судьбе, всем в мире властвующей, и, даже не думая об апелляции, не принимая на себя труда показывать вид невинности, не поспешит возвратиться к своему ларцу и опочить на лаврах и миртах? Излишне было бы после сего упоминать о потере доброго имени! Для нас это такая малость, которую мы охотно, без торга, уступим за первую предложенную нам взятку. И не теряем ли мы доброго имени по несколько раз ежедневно в глазах всякого, кому продаем резолюции, справки и канцелярские тайны? Потеря доброго имени неразлучна с первым шагом на поприще взяток, даже по нашему собственному сознанию.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
