кухней, душевой и другими необходимыми удобствами, благо, идти туда от нашей палатки было всего минут десять.
И вот мы обычно сидели в кухне, смотрели в окно на брошенный дом напротив, на заросший сад, на кроны береговых сосен, возвышающиеся над ним, ели что-нибудь простое, ты варил кофе и поглядывал на часы.
И точно когда нужно ты говорил: пора, и мы быстро мыли свои тарелки и кружки, подхватывали рюкзачки, запирали кухню и шли в обход брошенного дома, под соснами по засыпанному хвоей и шишками песку на дюны, спускались по склону до середины и садились, обнявшись, смотреть на светлый песчаный берег, зеленоватое и оранжевое небо, подсвеченные оранжевым облака и красное солнце, опускающееся в сизое море.
Однажды мы так сидели на склоне, глядя на закат, и ты сказал: похоже, я это уже видел. Я сидел впереди тебя, чуть ниже по склону, и ветер приподнимал мои волосы перед твоим лицом, и красное солнце ты видел сквозь них. И ты сказал: синее небо, красное солнце, светлые волосы, да. Так и должно быть.
Мы сидели и смотрели – до самого краешка, до последней черточки уходящего солнца, а потом брели вдоль прибоя, наклонив головы и внимательно ощупывая взглядом темный мокрый песок под ногами, пока можно было хоть что-то различать. Мы подбирали крупинки янтаря и смеялись, что в городе, когда вернемся, так и будем ходить, согнувшись и глядя под ноги, потому что уже невозможно ходить иначе: вдруг пропустишь самый большой и красивый янтарик.
И пока можно было хоть что-то разглядеть в сгущавшихся сумерках, мы бродили по берегу и собирали в кулак теплые гладкие и шершавые крошки. А потом шли к маленькой ложбинке наверху дюны, где между кривых сосен, кустов шиповника и длинной серой травы, которая всегда растет на дюнах, стояла наша палатка. И там, обнявшись, засыпали.
Чупакабра
Страхи бывают и у самых смелых людей, но я никогда не считал себя самым смелым. Да и смелым вообще. И страхов у меня выше головы. Один вот – страх темноты. Если надо, я пойду. Если надо. Но бояться буду. Но пойду. Если надо. А так – нет.
И на всякие «проверки» не поведусь. Если есть дело – пойду. А просто так, чтобы доказать – нет. Если, конечно, не заведусь. Когда заведусь – другое дело. Но завожусь я нечасто. А если есть дело – пойду. Если не обойтись.
Еще – страх такого чего-то… необъяснимого. Сверхъестественного. Ну, чего не бывает на самом деле, но мало ли… Его не бывает-не бывает, а потом как один раз опа – и все. Как говорила моя ма, когда ей говорили, что какой-нибудь катастрофы никогда не бывало: это будет один раз. В смысле, для того, с кем случится. И что до сих пор такого с ним не случалось – не аргумент. Будет один раз, точка. Ну и вот.
Так что я по ночам, бывало, испытывал сильные приступы страха. Сейчас прошло, а раньше-то да. Поэтому я себя смелым не считаю. Фантазия слишком богатая.
Вот ты – другое дело. Но у тебя тоже был страх. Ты о нем только однажды
