идею… Оттого оказалось так много бахтинских «кругов» и «кружков»: от старших и сверстников (М. Каган, Л. Пумпянский, И. Канаев, П. Медведев, В. Волошинов) – до «сирот». Бочаров вышел из бахтинского круга – и не разомкнул его в прямую линию направления, а сжал просто в точку, в искусство глубоко личной филологии. Из всех «бахтинских сирот» он ушел последним, как будто поставив эту необходимую точку в конце эпохи.
Солженицына выслали из СССР 13 февраля 1974 г. «Голосов» мы с А. не слушали, не имея по бедности транзистора, но как-то я об этом узнал (сосед сказал или человек на улице). Следующее собрание Литературной студии при Московской писательской организации и городском комитете комсомола было посвящено «промывке мозгов». И там, в Центральном доме научного атеизма, под который была отдана городская усадьба начала XIX века на Таганке, нежданно-негаданно появился один из «бахтинских сирот». Я сидел в правом ряду, перед которым «учительский» стол был в пределах моей слышимости. Кожинов, занимая место за столом, склонился над нашими «учителями» и понизил голос: «Будут спрашивать о Солженицыне». Видимо, на этот случай он и был приглашен. Чтобы компетентно разъяснить, за что и почему был выслан писатель, который открыто боролся с коммунизмом на заднем плане нашей юности. Те, кто устраивал актуальную «промывку мозгов», не сомневались, что вопрос о Солженицыне прозвучит. В лекции, которую мы, начинающие литераторы, прослушали – ни слова ни о Солженицыне, ни о высылке. «Вопросы будут?» Гробовое молчание. Притом что имя «Солженицын» было на уме у всех, никто его вслух не произнес. Мне показалось, что Кожинов был разочарован этой демонстрацией тотального отсутствия гражданского мужества. Экспертные услуги, к которым он был готов, оказались невостребованными.
Битов
Боже мой, какой значительностью все было исполнено!
Поход к Писателю…
Севастопольский бульвар, зимнее начало 1971-го.
Я звоню тебе из ГЗ, из роскошно-дубовой «сталинской» телефонной будки в фойе своего этажа. Тебе, потом Битову. Мы договариваемся о встрече. Связник. Соединитель. Ты его читал, но о тебе он знает только от меня. Консолидатор. Волнение в обе стороны. Чтобы тебе понравился. Чтобы понравился ты.
Сырой холод. Мокрый московский снег. Жужжание грузовиков. Рыжие колеи. Район новостроек. Мы купили пиво и несем в лохматой авоське (откуда, казалось бы, у нас? Но одолжили, запаслись, была…). Звон бутылок на узкой лестнице, где авоську нам приходится переть по диагонали, ты сзади, я впереди…
Битов? Такая фамилия, что раз встретишь – не забудешь. Впервые мне она попалась на глаза в найденном у сестры сборничке Александра Кушнера – в качестве посвящения к стихотворению 1962 года «Два мальчика, два тихих обормотика…»[5]. Привожу его целиком, поскольку это один из эталонных шедевров моего поэтического отрочества. Потом я наткнулся на сборник самого Битова «Большой шар», написал автору,
