с собой прихватил. Как же без этого. Одна шайка.
– Так-так. Я ревную. – Машка насупила брови.
– Машенька, тебе тогда было пять лет. И ты ещё даже в школу не ходила.
– Неважно. Мне всё равно обидно, что я у тебя не первая женщина.
Лёха пропустил Машкино высказывание мимо ушей. Он нахмурил лоб и покусывал губу.
– Кирка через два года потом приезжала. Мама у неё про вас расспрашивала, а та как партизанка молчала. Что, Лёхыч, не срослось у вас с ней?
– Не помню. Наверное. Я вообще плохо помню, что у меня там и как до армии было.
– Ну-ну. Она, кстати, в Германии живёт. Уехала с мужем.
– За немца замуж вышла?
– Почему за немца? За еврея. На хрен бы она какому немцу сдалась. Двое детей у них. Дом. Все дела. На компьютере работает.
– Программистом? – встрял я.
– Не знаю. Говорю, что на компьютере. Я в этом деле не разбираюсь. Что там на нём делают, мне до одного места. Были тут в прошлом году. Фотокарточки показывали. Хороший такой дом. Все дела. Машина – джипарь. Нормально. Он – мужик правильный, пьющий. Гришей зовут. Литрушечку с ним усидели. Наш парень, без выгибонов. На гитаре горланит, как вон Лёха. Кирка же на гитару ведётся. Толстая стала, как кобылища. Они тоже, оказывается, не знали, что мать к Вальке на лето уезжает. Ну, покрутились тут у меня пару дней, по монастырю полазали, покупались да и на Онегу двинули.
– А что, Лёха, поехали на Онегу! – Я вдруг почувствовал непреодолимое желание к перемене мест. – Надо реабилитироваться перед тёткой Татьяной. А то вон, смотрю, харя у тебя совсем скисла. Стыдно, что ли, стало?
– Есть немного. – Лёха попросил у Васьки сигарету, так же, как он, откусил фильтр и прикурил от плюющейся огнём пальчиковой зажигалки.
– Может быть, так оно и правильно. Хотя, честно говоря, мне не особенно хочется ехать.
– А что изменилось со вчерашнего дня?
– Как – что? – Машка обхватила Лёху руками за плечи и попыталась запрыгнуть на спину. – Я появилась. Вся такая прекрасная, вся такая замечательная. Самая лучшая на свете я. Но и я готова ехать с вами хоть на край света. Не в Москву же мне возвращаться. Я теперь, может быть, вообще в Москву не вернусь. Возьмёшь меня, Лёшечка, к себе жить? Я хорошая. Я даже посуду умею мыть. И готовлю я очень вкусно.
– Жить к себе? – Лёха покраснел. – Возьму.
Васька хлопнул себя руками по коленкам.
– Вот это я понимаю! Совет да любовь. Вот как теперь женщины поступают. От мужика предложения не дождёшься. Да и мужик измельчал. У тебя, Лёха, жены-то другой не имеется? А то конфликт выйдет.
– Не имеется. И не имелось никогда.
– Ты моё солнышко милое! Ты, значит, убеждённый холостяк? Вот свезло! – рассмеялась девушка.
Мы еще немного поболтали, потом спустились к Васькиному грузовику и помогли ему
