двадцатого века, который теперь от них крайне трудно, если вообще возможно, отделить.
На фронт Гилберт Кийт Честертон так и не попал. Зато на передовую ушел и не вернулся его брат Сесил. На войне погибли, стали инвалидами или озлобленными мизантропами миллионы британцев, так что после ее окончания вновь оказались актуальными все те же вопросы: «А зачем? За что воевали? Где плоды победы?» В автобиографии Честертона есть ответ и на него: «Мистера Брауна пытались ограбить, но ему удалось сохранить и жизнь, и вещи. Вряд ли кто скажет: “В конце концов, что дала эта драка в саду? Тот же Браун, с той же внешностью, в тех же брюках, все так же ворчит за столом и рассказывает анекдоты”. Да, отогнав воров, он не превратился в греческого бога. Он имел право защищать себя и спасти, а уж спас именно себя, вот такого, не лучшего и не худшего. Очистить же мир, перестреляв всех возможных взломщиков, он права не имел».
Варварство Берлина
Что мы знаем
Если мы еще не сошли с ума, то присутствуем при самой умопомрачительной главе истории. Если же мы с него уже сошли, то и само понятие безумия потеряло свой смысл.
Если я подожгу чей-то дом, то смогу потом утверждать, что тем самым освещаю слабости окружающих меня людей, в том числе и свои собственные. Возможно, что хозяин дома сгорел, потому что был пьян, или хозяйка сгорела, потому что поскупилась на пожарную лестницу. Но переходя от частностей к общему, надо сказать – оба они сгорели, потому что их дом поджег я. Вот суть вещей. Суть нынешнего европейского пожарища столь же проста.
Прежде чем мы перейдем к более глубоким вещам, делающим нынешнюю войну самой искренней в человеческой истории, надо ответить на вопрос: почему Англия во все это ввязалась (точно так же, как человек проваливается в люк или не приходит на встречу). Факты, конечно, не вся правда. Но факты все-таки факты, и в данном случае они просты.
Пруссия, Франция и Англия обещали не нападать на Бельгию. Пруссия тем не менее собралась пройти через Бельгию, потому что это было самым безопасным путем нападения на Францию. При этом Пруссия обещала, что если она пройдет через Бельгию, перешагивая при этом через свои и наши прежние обязательства, то она только пройдет через нее и все. То есть нам предложили поверить в нечто новое в будущем в обмен на то, что в настоящем мы закроем глаза на нарушение прежнего обещания.
Тот, кто интересуется человеческой природой, может обратиться к старому писателю викторианской Англии, который в последнем и наиболее выдержанном из своих исторических трудов писал о Фридрихе Великом, создателе прусской политики – неизменной с тех самых пор. Описывая, как Фридрих нарушил гарантии, которые сам дал Марии Терезии, он затем переходит к рассказу о новых предложениях Фридриха и считает их оскорблением: «Если бы она отдала ему Силезию, он бы, как и обещал, встал бы на ее защиту от любой силы, которая попыталась бы лишить ее чего-то еще – как будто
