У этой группы дозы были поменьше, и мы их сразу же перевели в «чистые» зоны. Однако плутоний, попавший в организм, продолжал облучать. И за десять лет мы потеряли шесть человек от плутониевого поражения легких.
– Безусловно, всех пострадавших жалко, но у меня было представление, что погибших от «лучовки» в те годы было несравненно больше?!
– Это широко распространенное заблуждение! Мы стали свидетелями удивительных восстановительных процессов. В Институте биофизики есть такие цифры: 93 процента наших пациентов восстановили свое здоровье! Несколько тысяч человек мы успели вывести из опасных зон.
– И есть объяснение этому «чуду»? Я иначе просто не могу определить происшедшее…
– Мы просто успели… А причин тому много. В частности, в основном пострадали молодые люди, не отягощенные другими болезнями. Средний возраст – 18–20 лет. Небольшая группа инженеров-исследователей постарше. Мы давали им кратковременную инвалидность, чтобы они могли устроить свою жизнь по-новому. Они уезжали из Челябинска-40 в Томск, Красноярск, Новосибирск, потом в Обнинск, Димитровград. Там уже они приступали к работе в новых условиях. Например, был среди наших больных Добрецов, он стал главным металлургом на комбинате в Липецке. Небольшая часть осталась в отрасли. По сути дела, Славский, Музруков и другие первые руководители комбината достаточно облученные люди, но они перешли на научную и административную работу. На одной из атомных станций директором был Николаев, перенесший острую лучевую болезнь. На опреснителе в Мангышлаке работал Муравьев, тоже наш пациент. Этими примерами я хочу показать, что мы старались сохранить высокий профессиональный потенциал отрасли, в частности, и тем, что сохраняли в ней специалистов высокого класса.
– Но ведь было немало и таких, кто уходил из Средмаша?
– Конечно. С одной стороны, мы спасали людей, а с другой – вынуждали менять судьбу. И не всегда в лучшую сторону. У них были хорошие зарплаты, квартиры, жизненные условия, а мы по медицинским показателям заставляли их покидать Озерск и любимую работу. Это была ломка в жизни. Они испытали «эвакуацию из Чернобыля» намного раньше, чем случилась эта трагедия.
– Знаю, что таким «переселенцам» очень помогал Ефим Павлович Славский?
– Многим помог, так как хорошо знал отрасль и людей. И ему не могли отказать, потому что, как написал один самодеятельный поэт, «во славу и честь комбината / мы шли на работу, как в бой, / и были в бою, как солдаты, / страну закрывая собой». Может быть, звучит несколько высокопарно, но точно отражает и порыв, и самоотверженность поколения, которое не щадило себя ради Родины.
– Авария 1957 года на «Маяке». Вы были там в это время. Каковы медицинские аспекты ее?
– Это была большая неожиданность для всех. Был взрыв «банки» в хранилище, загрязнение значительное. Выброс шел в сторону города и «Маяка». Пострадали многие люди, которые не имели отношения к комбинату.
