поодаль – фрегаты «Николай» и «Слава», шебека «Забияка», с моря эскадру прикрывали «Модон» и «Ауза».
На исходе часа пополудни Коняев, внимательно следивший за ходом сражения в подзорную трубу, заметил большое замешательство в береговой крепости, которую успешно расстреливала «Чесма».
– Вывесить флаги, чтоб огонь усиливали до крайности! – обратился Коняев к стоявшему рядом вахтенному лейтенанту Лопухину. – Чувствую я, что еще немного поднажать – и турки не выдержат!
– Не разорвало бы на такой стрельбе пушек! – несмело вставил лейтенант.
– Смерти бояться – дома сидеть! – не оборачиваясь, бросил капитан 1-го ранга, снова приставляя к глазам трубу.
Повинуясь приказу, русские суда резко усилили темп стрельбы. Канониры еле успевали отскакивать от дергающихся на отдаче пушек. И неприятель не выдержал… «…В исходе часа увидели мы: от нашей с эскадрою сильной пальбы с неприятельских судов люди бросалися в воду с великой торопливостью, иные съезжали на берег, и по ним еще более от нас пальба происходила…» – вспоминал очевидец этой баталии.
Рубя якорные канаты, турецкие суда спешили уйти под самый берег, чтобы там хоть как-то укрыться от смертоносного дождя ядер. Когда турки отошли, Коняев поднял сигнал прекратить сражение с турецкой флотилией и перенести огонь на береговые батареи. До самой темноты гремели русские пушки, и к ночи с берега уже не раздавалось ни одного выстрела.
А с рассветом снова принялись за неприятельские суда. Скоро вся турецкая флотилия пылала единым огромным костром. Это был уже погром!
По распоряжению Коняева вперед прочих вышла шебека «Забияка», самая верткая и маневренная из русских судов. Ей была поставлена задача особая – захватить оставшиеся целыми турецкие суда. Шебека прикрывала две шлюпки. На шлюпках – известные храбрецы констапель Сукин и лейтенант Макензи. Перед отплытием наставлял их самолично Коняев. Приказ был краток:
– Что можно вывести из огня – выводить, а что нельзя – сжигать карказами!
Сукин с Макензи действовали отчаянно. Под турецкими пулями они приставали к неприятельским судам и фрегатам, поджигали их и хладнокровно следовали дальше. Когда Макензи подпаливал уже третье судно, на нем вспыхнул камзол. Лейтенанта спасла находчивость: не растерявшись, он выпрыгнул за борт.
К четырем пополудни все было закончено. Дульциниотской флотилии – главной надежды султана на реванш в Эгейских водах – более не существовало. Сожжено и пущено на дно было семь фрегатов и восемь шебек. Бежать удалось лишь одному-единственному судну – новому 30-пушечному фрегату. Прячась за горящими судами, он вырвался из гибельной круговерти. Но повреждения, полученные им от русских пушек, оказались, увы, смертельны. Часы беглеца были сочтены: фрегат едва успел втянуться в Лепантский залив – и затонул.
Поздним вечером Коняев собрал сведения о собственных потерях.
– Один убитый и шестеро раненых! –
